Инженер невольно посмотрел себе под ноги, на мягкую, доходившую сейчас до лодыжек траву и поинтересовался:
— Они очень большие?
— Да уж какие вырастут. Тамошние бродяги уверяют, что король змей достигает почти двадцати локтей в длину и локтя в обхвате.
При мысли о возможной встрече с этаким чудищем Джастин поежился.
— Однако подтвердить это я не возьмусь, поскольку змеиного короля в жизни не видела, — невозмутимо продолжила Дайала. — Случилось мне правда, видеть змеиную шкуру, очень длинную... — Женщина выжидающе умолкла.
— Какой длины? — полюбопытствовал Джастин.
— О, в пару локтей, если не больше.
Джастин расхохотался, а отсмеявшись, покачал головой. Надо же, а ведь ему казалось, что она напрочь лишена чувства юмора.
Местность постепенно выравнивалась, а солнце, по-прежнему светившее с ясного, безоблачного неба, уже не жгло, как огненный шар Белых. По мере удаления от Каменных Бугров идти становилось все легче. Лошади опережали людей, галопом носились по окрестностям, описывали круги, гарцевали, но всегда возвращались. Несколько раз Дайала и Джастин присаживались на траву, перекусывали и отдыхали.
Когда солнце уже приближалось к юго-западному горизонту, Дайала указала с очередного склона вниз, на долину между двумя холмами, где поблескивало зеркало небольшого пруда.
— Я так надеялась, что мы доберемся туда до ночи. Очень хочется искупаться.
— У вас в Рибатте любят купание?
— Да. Мы все любим деревья и воду, — ответила женщина и посмотрела на восток, в сторону щипавших травку лошадей. Гнедая кобыла тут же вскинула голову и потрусила к ним.
Джастин успел ощутить краткий гармонический импульс и задумался о том, сможет ли, в случае чего, повторить подобное действо.
На травянистом склоне над озерцом лошади остановились, и Дайала принялась снимать поклажу с жеребца. Джастин подошел к чалой.
Инженер отстегнул и опустил на траву последний тюк. Пока он развьючивал чалую, Дайала успела разгрузить и гнедую кобылу, и каурого жеребца.
Освобожденные от поклажи лошади рысцой направились к заросшему камышом краю пруда. Джастин проводил их взглядом.
— Наша одежда нуждается в стирке, да и самим нам не помешает помыться, — заявила Дайала и прямо на глазах у Джастина выскользнула из своей блузы.
Он тихо ахнул.
— А ты разве не хочешь искупаться? — спросила она, бросив на него лукавый взгляд.
— Я это... да... конечно.
Глядя себе под ноги, Джастин стянул тунику, снял, балансируя на одной ноге, сапог и повторил ту же процедуру стоя на другой ноге.
Дайала хихикнула.
Не решаясь поднять глаза, Джастин снял рубаху, штаны и подштанники и, скомкав все это, бросил на траву.
— Стоя на одной ноге ты был похож на старого, ворчливого журавля, — со смехом промолвила Дайала.
Джастин робко поднял на нее глаза. При виде покрытого бронзовым загаром обнаженного тела, маленькой груди, серебристых волос и изумрудных, словно подсвеченных изнутри глаз у него перехватило дыхание. Он растерянно опустил взгляд. Собственная кожа, светлая, с темными волосками, показалась ему слишком бледной, а тело, несмотря на ширину плеч, — угловатым и тощим. Снова покосившись на Дайалу, он приметил один-единственный недостаток — тонкий, едва заметный шрам на внутренней стороне ее левого запястья. Точно такой же, как у него.
Дыхание к нему вернулось, но оставалось прерывистым и учащенным.
— Вижу, я тебе нравлюсь, — с улыбкой промолвила она.
— Да... — только и смог выдавить Джастин.
— Ты тоже мне нравишься. Это хорошо... но давай все же войдем в воду.
Джастин покраснел, а потом понял, что покраснела и Дайала.
На дальнем конце пруда жеребец забил по траве копытом.
Джастин ухмыльнулся и сиганул в воду. Дайала прыгнула следом. Сделав несколько гребков, инженер встал на дно — воды ему в этом месте было по грудь — и пробормотал:
— Вода-то холодная.
— Уж больно ты много ворчишь, — рассмеялась стоявшая рядом Дайала. Вода покрывала ее плечи, и волосы плавали по поверхности. — Все не по тебе — в Буграх жарко, в пруду холодно.
Джастин поплыл к тому дальнему краю, где рос камыш. Вода была прозрачной: он видел зеленоватый донный песок и приметил метнувшуюся в сторону рыбешку, размером не больше его ступни.
— Тот болотистый край представляет собой сердцевину пруда, — промолвила Дайала, вынырнувшая из воды, словно выдра, и оказавшаяся рядом с ним. — Если попробуешь, ты сможешь это ощутить.
Хотя Джастин и сомневался в своей способности одновременно и плыть, и зондировать что-либо чувствами, он кивнул и, стараясь отвлечься от того источника черноты, который представляла собой она сама, потянулся к камышовым зарослям.
Как оказалось, они представляли собой сложнейшую мозаику, переплетение нитей белого и черного, хаоса и гармонии. В этом калейдоскопическом мире сновали какие-то мелкие существа. Одно пятно хаоса — не иначе как труп какого-то животного или рыбы — растаскивали на части его живые сородичи, но все это, живое и мертвое, подвижное и неподвижное, Черное и Белое, оставалось связанным воедино в зеленой паутине.
Забывшись, Джастин перестал грести и, прежде чем его ноги коснулись песчаного дна, изрядно нахлебался воды.
Дайала рассмеялась, в результате чего тоже наглоталась воды.
— Ты... так смешно выглядел... — сбивчиво говорила она. — Забыл, что надо грести и... буль-буль...
— Я не очень хорошо держусь на воде, — отозвался Джастин, выплюнув воду.
— А по-моему, совсем неплохо, — возразила она с теплой улыбкой, нырнула и исчезла под водой.
Наслаждаясь прохладой, словно стремившейся возместить то, что ему пришлось перенести в знойных Буграх, Джастин не спеша поплыл к отмели, где мог встать на ноги. Потом он отдышался, вышел на берег и собрал всю свою одежду, оставив лишь пояс, сапоги и кошель. Дайала, с которой еще стекала вода, вручила ему какой-то зеленый комок.
— Мыльный корень.
Постирав, они поставили палатку и развесили одежду сушиться на растянутых между кольями веревках. Джастин старался не смотреть на Дайалу, хотя сам порой чувствовал на себе ее взгляд.
Лошади оставались возле пруда, ближе к заболоченному краю. Время от времени оттуда доносилось фырканье или прокатывалось над водой ржание.
С наступлением сумерек со стороны болота стали слышаться и другие звуки. Особенно усердствовали лягушки.
Наслаждаясь вечерней прохладой, Дайала и Джастин уселись на траву, завернулись в шелковые одеяла и принялись есть дорожный хлеб, запивая его свежей прудовой водой.
