– Слышь, мужик, ты сам откуда? Не местный?
Задержанный прокашлялся.
– Из Тиходонска... Чего ж ты сразу не спросил – кто да откуда?
Голос у него был сиплым и прерывистым, будто в трахее застряли кусочки отбитого легкого.
Водитель облегченно вздохнул.
– На хер ты нужен, тебя спрашивать. Сразу видно – бандит. Тиходонск вообще бандитский город.
У входа в отделение милиции задержанный остановился, внимательно читая вывеску.
– Давай, грамотей, заходи! – сержант толкнул его в спину, автоматчик на входе посторонился, и татуированный человек шагнул в мир, который был ему очень хорошо, до мелочей, известен, где каждая деталь и предмет являлись привычными и близкими.
В дежурной части царило удивительное спокойствие. Камеры для задержанных пустовали, не толклись у стойки родственники, потерпевшие и заявители. В глубине коридора гремели ведра уборщицы. Сильно пахло гуталином заступившего в ночь взвода ППС и слабо – карболкой. Утром, когда обработают камеры, интенсивность запахов поменяется.
Майор с красной повязкой на руке составлял сводку, старший сержант с такой же повязкой сидел за пультом, на котором горела единственная лампочка задействованного канала связи, и успокаивал кого-то в грубую черную трубку:
– Ну почему обязательно украли? Может, муж потратил, а вам не сказал... Вот приедет – и все выяснится...
Возле обитой железом двери оружейной комнаты висел большой плакат с пистолетом Макарова в разрезе, на другой стене красовалось пособие по строевой подготовке: лубочного вида милиционеры мужского и женского пола замерли по стойке «смирно»: анфас и в профиль, в летней, зимней форме и в плащах. Кители, брюки, юбки, шинели отутюжены до немыслимой стромкости, погоны, эмблемы и шевроны расположены на точно отведенных местах, ни на миллиметр в сторону. Ни один из этих образцово-показательных сотрудников не надел бы повязку дежурного на короткий рукав летней рубашки, как майор с помощником.
– Скучаете? Гляньте, какого мы зверя повязали! Он на набережной четверых своих дружков отмудохал до потери пульса! – молодецким голосом объявил сержант.
Майор поднял голову. У него было красное лицо службиста и цепкий взгляд бывалого мента.
– Да? А заявок не было. Ладно, сейчас разберемся.
– Вызовите ответственного! Я капитан милиции, меня безосновательно задержали и избили, хотели ограбить, – властно приказал задержанный. – Следователя прокуратуры поднимайте, пусть закрывает этих шакалов!
Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Дежурный и помощник вытаращили глаза, у Иванцова отвисла челюсть, Уткин чуть не уронил автомат, соляным столбом замер в проеме двери лейтенант.
Сейчас каждый третий из доставленных в милицию блатует по-своему: кричит, козыряет известными фамилиями, выдает себя за чьего-то друга или родственника, грозит неминуемыми карами... Но этот полуголый, татуированный всплошную громила держался солидно, правильно употреблял служебные обороты речи и, самое главное, знал, что, кроме штатного дежурного, здесь обязательно несет службу представитель руководства – начальник или кто-то из заместителей, который должен разбираться в особо сложных ситуациях и принимать решения в случае любого ЧП. А задержание сотрудника милиции – серьезное ЧП, хотя и не столь редкое, как в былые времена. Особенно незаконное задержание, да еще связанное с избиением.
– Ты че, совсем? – визгливо вскрикнул Иванцов. – Какой ты капитан милиции?!
– Удостоверение в рубашке. В нагрудном кармане, – спокойно произнес человек.
Воцарилась мертвая тишина. Помощник дежурного подошел, взял измятый комок синей ткани и передал майору. Тот расправил разрезанную, испачканную кровью рубашку, расстегнул пуговицу кармана и извлек стандартное красное удостоверение, точно такое же, как те, что имелись у каждого из присутствующих.
– Капитан милиции Волков Владимир Григорьевич, – негромко прочел дежурный, но все услышали. – Старший оперуполномоченный уголовного розыска Центрального РОВД города Тиходонска...
– Наручники снимите! – властно потребовал Волков.
Начальник патруля достал было ключи, но Иванцов, наплевав на субординацию, преградил лейтенанту путь.
–Да вы что? – завопил сержант. – Где вы видали таких капитанов? У него ксива поддельная! Сейчас снимем браслеты, и он нас в куски порвет!
Аргумент был резонным: времена, когда безоглядно верили любым документам, давно прошли.
– Соединись по спецсвязи с Тиходонском, – приказал майор помощнику. И через несколько минут разговаривал со своим далеким коллегой. Остальные напряженно слушали. Все они были набраны по лимиту, и сейчас это выглядело особенно наглядно: встревоженные крестьяне в форме с чужого плеча. На их фоне тиходонский оперативник казался былинным богатырем, героем какой-нибудь саги о викингах или Песни о Нибелунгах. Но он вслушивался в разговор с неменьшим напряжением.
– Есть такой? – переспросил дежурный. – Здоровый, весь в татуировках? Да? Так и называют? Ну вы там даете! И много у вас таких Расписных? Один, говоришь... А где он сейчас должен находиться? Ага... В Москве и находится, только проводит отпуск очень своеобразно... Что? В каком смысле? Да уже понял кой-чего... Ладно, спасибо за подсказку.
Майор положил трубку таким жестом, каким ставят точку в затянувшейся истории. Начальник патруля положил на стойку электронный блокнот и снял с задержанного наручники. Тот принялся растирать запястья, вращать могучими плечами, махать руками, восстанавливая кровообращение.
– А чего, на нем написано, что капитан? – неизвестно у кого спросил стриженный наголо милиционер с автоматом. – Идет без рубахи, весь исколот – натуральный зек!
Дежурный вернул Волкову удостоверение. На пальцах Расписного он заметил грубые шрамы.
– Перстни срезал прямо с кожей?
Тиходонец не ответил.
– Нет, правда, скажи: зачем ты так искололся?
–Для смеха...
– Да, видать, ты парень веселый. Только товарищи тебя не очень-то любят...
– Товарищи любят. Крысы – нет. Где мой бумажник? Осторожно ступая, бочком, подошел Иванцов, стараясь не приближаться, опасливо протянул портмоне. Интуиция сержанта не подвела: Волков поймал его за кисть, подломил и лишь тогда другой рукой взял бумажник.
– Ой! Кончай! Больно!
– Сколько вынул? – спросил Волков, раскрывая портмоне.
– Ничего не брал, честно! Если только выпало...
– Я так и думал, что ты крыса!
Расписной без замаха ударил тыльной стороной раскрытой ладони. Восходящее солнце хрустко припечаталось к физиономии сержанта, тот, запрокинув голову, отлетел к стене, сильно ударился затылком и сполз на обшарпанный, давно некрашеный пол. Из носа у него потекла густая темная кровь, как недавно у рябого.
