– Наведите порядок, разоружите роту, зачинщиков под арест! – конкретизировал команду Чучканов, повернувшись к замполиту и начальнику особого отдела.
Селедцов и Семенов без особого энтузиазма спустились с трибуны и, изображая старательность в выполнении приказа, тяжелой трусцой побежали к взбунтовавшимся героям.
– Кончайте, ребята, что вы делаете? Комбриг приказал сложить оружие... – просительным тоном обратился замполит к ближайшему стрелку.
– Да, сынки, вы это бросьте, – с такой же интонацией поддержал его Семенов.
– Идите на хер, тыловые крысы! – отвечали «ребята» и «сынки». – Разведка! Разведка! Ура! Ура! Ура!
С особого задания вернулись совсем другие люди, чем те, которые отправлялись на него несколько недель назад.
Но постепенно стрельба стихала – кончились патроны.
* * *
– Что за глупости, просто служебная командировка, – очень убедительным тоном говорила Софья. – Он встречался с экспертами из НАТО, и ему постоянно требовался переводчик. Ой... Ой... Ой...
Поднятый подол сарафана открывал ноги до трусов, и Волк жадно вгрызся в сдобные мягкие ляжки.
– Подожди... Давай я разденусь...
Тропа разведчика – это целый город: дощатые и каменные заборы, всевозможные изгороди, кирпичные стены с проломами и без, полуразрушенные здания, укрепленные огневые точки, высотные переходы, подземные туннели, траншеи и ходы сообщения... Нагромождение препятствий и заграждений занимает больше гектара. Ночью это мертвый город: жутко чернеющие оконными глазницами скелеты домов, трупы автомобилей и тепловоза, оборванные щупальца высоковольтных линий...
Они устроились под насыпью железной дороги на опрокинутом заборе, который Волк накрыл специально захваченной плащ-накидкой.
– Что у тебя было с Серегиным? Только честно! Сейчас его это интересовало меньше всего, но вопрос задать следовало, потому что Серж находился в пяти метрах за опрокинутой дрезиной и внимательно слушал.
– Ой, ну что у меня могло с ним быть? Конечно, ничего...
Софья сбросила босоножки и быстро стянула трусики. Волк вцепился в густой мех под плоским животом. Его била дрожь нетерпения, а в груди горел, обжигая душу, огонь болезненного любопытства.
– Врешь. Он рассказал, как трахал тебя. В наш самый первый вечер...
Голос прерывался от возбуждения. Рука скользнула ниже, туда, где растительность тщательно выбривалась.
– Мало ли кто что расскажет... Может, он и хотел... Так все хотят...
Она застонала.
– Ладно, сейчас проверим, какая ты честная...
– Ну хватит, хватит... Мне как, куда?..
– Повернись...
Софья привычно стала в партер, Волк пристроился сзади, мгновенно угодив в исходящий соком и желанием потайной ход. Стон усилился. Почти сразу из-за дрезины появилась тень, быстро приблизилась и заняла аналогичное положение, только с противоположной стороны. Никаких препятствий у Сержа тоже не возникло, и они принялись сосредоточенно работать, как будто слаженно пилили двуручной пилой или пробивали навстречу друг другу обязанные соединиться штольни.
Софья отчаянно билась и заходилась в крике, но наружу доносились лишь невнятные звуки. Так кляп гасит крики захваченного «языка», а ПБС
[30]
превращает гром автоматных очередей в приглушенные хлопки. Серж снял бретельки сарафана и, сдвинув красную ткань, принялся мять отвисшие под своей тяжестью чувствительные груди. Теперь весь наряд Софьи составляла полоска легкой материи на пояснице. Роскошное белое тело извивалось в темноте южной ночи, будто умелая танцовщица исполняла жаркий бесстыдный танец.
Они завершили работу одновременно и устало отвалились на землю.
– Я же говорил – классная баба! – сказал Серж, закуривая.
Волк молчал. Софья неподвижно распласталась на плащ-накидке, словно мертвая. Наконец она пришла в себя и принялась отчаянно отплевываться.
– Мальчики, воды никакой нет?
– Водка есть, – Серж протянул плоскую серебряную фляжку. Софья прополоскала рот и вернула фляжку. Серж сделал большой глоток.
– Что это со мной, сама не пойму! – озабоченно удивилась она, приводя в порядок одежду. – И вроде не пьяная, а такое утворила...
– Ничего, все отлично! – успокоил Серж и ногой толкнул напарника.
– Отлично... – механически повторил Волк.
– Ну и хорошо, – Софья мгновенно успокоилась, озабоченность в голосе исчезла. – Все, отпускайте меня, а то Николай Павлович рассердится. Я сказала, что учу Веруньку пироги печь...
– Вкусные пироги получились. Выпьешь? – Серж уже несколько раз прикладывался к фляжке.
– Если только немного...
Софья сделала пару глотков и протянула фляжку Волку. Он залпом допил то, что оставалось. Вместо закуски по кругу пустили сигарету Серегина. Потом Серж и Волк вывели Софью за пределы мертвого города и смотрели ей вслед, пока быстрая ладная фигурка не растворилась в темноте.
Серж потянулся.
– Я же говорил, что она возражать не будет... Теперь мы с тобой молочные братья! – Он осекся. – Что ты так уставился?
– Как?
– Как будто хочешь дать мне в морду!
– Разве? Да нет...
Вряд ли сам Волк мог разобраться в обуревавших его чувствах. Но братской любви к Сержу он точно не испытывал.
Через месяц особой роте вручали правительственные награды. Тридцать семь человек, включая погибших, получили ордена Красной Звезды, остальным вручили медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Майор Шаров досрочно стал подполковником и кавалером «Красного Знамени». Неожиданно для всех «Красное Знамя» получил Чучканов, а комбригу Раскатову еще более неожиданно повесили на грудь Золотую Звезду Героя. Кроме орденов за боевую операцию, за смертельный прыжок Серж получил медаль «За отвагу», а Волк – второй орден.
– Все, герой, теперь фамилию назад не переменишь, – сказал подполковник Селедцов. – Раз в наградных указах прошел, как Волков, значит, это на всю жизнь!
Три дня особая рота не вылезала из пьянства и самоволок. На четвертый всех отрезвил объявленный перед строем приговор военного трибунала: за неуставные отношения сержант Шмелев осужден на пять лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии усиленного режима.
Потом Чучканов уехал учиться в академию и забрал жену, для Волка окружающий мир мгновенно потускнел и обесцветился. Когда до дембеля оставалось полгода, он подал рапорт на поступление в Высшую школу КГБ СССР.
Кадровики разных уровней, читая справку-объективку, вшитую первым листом в личное дело немца с измененной фамилией, настороженно морщились и привычно готовились его отфутболить. Но два ордена, выполнение особо важного задания правительства, а главное, справка о контакте с Грибачевым, заставляли их озадаченно чесать затылки и нести досье начальству. Начальство обращалось за разъяснениями к вышестоящему руководству, вышестоящее истребовало материалы к себе, и история повторялась. Так личное дело Вольфа-Волкова добралось до высших уровней госбезопасности, и наконец сам председатель наложил решающую резолюцию: «Зачислить в кадры с использованием исключительно внутри страны».
