– Я совсем забыл про вашу туфельку, – растерянно сказал Волк. Вообще-то в возникшей кутерьме он забыл и про девушку. – А сейчас ее уже не найти – там такая давка...
–Да вот же она! – девушка улыбнулась еще шире. У нее были большие глаза, выступающие скулы, короткий прямой нос и ровные зубы. Волку она напомнила какую-то итальянскую киноактрису.
– Вот, у вас за поясом!
Действительно! И когда он успел ее туда засунуть?
– Извините...
Девушка обулась. У нее была широкая стопа и короткие, будто деформированные пальцы.
– Если бы не вы, я бы сломала ногу. И потом, меня бы обязательно затоптали... А вы так ловко вывернулись! Вы спортсмен?
– В общем, да, – заторможено ответил Волк. Они вышли на улицу. Здесь весело светило солнце, дул приятный освежающий ветерок, неторопливо шли прохожие, которым не угрожала никакая опасность. Волк постепенно приходил в себя.
– Как вас зовут?
– Лаура.
– А меня Владимир. Знаете что, Лаура... Пойдемте посидим в «Метрополе». Мороженое, кофе, музыка. Согласны?
– Да, но... Нас туда не пустят!
– Ну почему же...
Швейцар дядя Коля профессионально бросил короткий оценивающий взгляд – так индивидуальный зенитный комплекс «Стрела» посылает к летящему самолету запрос «свой-чужой», ответ на который определяет дальнейшее Поведение готовой к старту ракеты. Волк едва заметно подмигнул бывшему участковому, который по причине отсутствия образования дослужился лишь до старшего лейтенанта и в сорок лет сменил милицейский мундир на зеленую золотопуговичную ливрею. Надменное выражение на обрюзгшем лице сменилось радушной улыбкой.
Дверь приветливо распахнулась. Эта дверь кормила дядю Колю гораздо сытнее, чем семидесятирублевая зарплата и жалкая милицейская пенсия. С проституток и фарцовщиков он брал по червонцу, а солидные деловики, любившие посидеть в престижном полузапретном ресторане, отстегивали и по четвертаку. Но, независимо от полученной мзды, швейцар подробно рассказывал курирующему офицеру обо всех посетителях.
– Добро пожаловать, молодые люди.
– Вот видишь, а ты боялась, – покровительственно сказал Волк. Ему нравились такие метаморфозы, когда на высокомерных лицах, рожах и ряшках вдруг появлялось уважение, нравилась причастность к важной законспирированной деятельности, нравилось знать все обо всех. На профессиональном языке это называлось склонностью к оперативной работе.
Они спустились в уютный полумрак бара. Бармен Гриша – двадцатидвухлетний пассивный гомосексуалист и пособник фарцовщиков, приветливо улыбнулся первым посетителям, почтительно принял заказ и мгновенно принес мельхиоровые вазочки с разноцветными шариками мороженого и крохотные чашечки густого, с пенкой кофе. Импортные сигареты, виски и джин продавались только за валюту, мороженое, фрукты, кофе и шоколад можно было приобрести за наши деньги. На все время дежурства Волку выделялось три рубля, была еще своя трешка – в принципе нормальная сумма, но на угощение красивой девушки явно не рассчитанная.
Лауре было девятнадцать, она училась в балетной школе. Девушка деликатно ела мороженое и, отпивая кофе, каждый раз промакивала губы салфеткой. Развитая, остроумная и общительная, она нравилась Волку все больше и больше.
Волк представился студентом МГУ, будущим юристом. Привычно завладев инициативой разговора, он прибегнул к тактике разведопроса и ненавязчиво выяснил, что Лаура живет с матерью на Юго-Западе. Мать работает медсестрой в больнице, с мужем развелась пять лет назад, он живет не в Москве и дочери практически не помогает.
Когда мороженое было съедено, а кофе выпит. Волк подошел к Грише и, доверительно понизив голос, спросил:
– Если денег не хватит, поверишь в долг до завтра?
– Какой разговор! – дружески улыбнулся Гриша. Он был вполне искренен, ибо знал, что работает в шикарном месте и вообще находится на свободе только до тех пор, пока этого хочет всемогущая Контора, представителем которой в данный момент является этот крепкий парень в расстегнутой синей рубахе. – Кстати, Владимир Григорьевич, мы «Баварское» получили, вы как-то спрашивали... Могу за рубли продать, по курсу. Пятьдесят центов бутылка – сорок три копейки.
– По курсу? – оторопел Волк.
Официальный курс существует только в газете. Цена доллара у фарцы – четыре-пять рублей. Предложение бармена выражает высшую степень расположения, как к брату. Но Волк ему не брат и принять подобную услугу – значит сделать шаг по пути, ведущему в ад предательства. Маленький, незаметный, такой безобидный шажочек. Но когда он сделан – путь начат.
– Нет, спасибо...
Он замешкался у стойки. Попробовать «Баварского» очень хотелось. И произвести впечатление на новую знакомую хотелось тоже.
– Давай так – я заплачу по реальной цене, – Волк положил перед барменом два рубля.
Тот, пожав плечами, привычно откупорил маленькую трехсотграммовую бутылочку с готическим шрифтом на овальной зеленой этикетке. На срезе горлышка выпукло проступила густая пена. Испытывая душевный подъем, Волк вернулся к своему столику, гордо подмигнул Лауре и разлил пиво. Высоко поднялись непривычно плотные белые шапки.
– Смотри какое! – восхищенно выдохнул он. Конспиративные ухищрения ушли на второй план, стажер-контрразведчик исчез, его место занял Володя Вольф, для которого «Баварское» пиво являлось символом жизненного успеха. Подросший мальчишка живым вышел из нешуточных передряг, он сидел в недоступном для обычных людей баре, с красивой девушкой и вертел в руках бокал с вожделенным «Баварским». Наверное, это и есть успех...
– В «Жигулевском» жиденькая пена поднимается на палец и сразу опадает, будто мыло в тазу, а тут она как... как снег! Ты видишь?
– Я больше люблю портер, – обыденно сказала Лаура. – Хотя вообще избегаю пива: в нем много калорий, а мне нельзя поправляться.
Волк не знал, где обычная советская девушка может попробовать какой-то неизвестный портер, только понял, что она просто не способна оценить значимость события. Если бы напротив сидел отец! Но между ними неизбежно появилась бы тень дяди Иогана, с которым Генрих часто спорил об успехе в жизни...
Окрыленность вмиг пропала. Он отхлебнул из бокала раз, другой, третий... Ничего сверхъестественного, никакого волшебства, обычное хорошее пиво. Вряд ли оно может служить критерием жизненных успехов!
Бар постепенно наполнялся. В одинаковых джинсовых сарафанах пришли Цапля и Щека, заказали бутылку минералки и замерли в скучающих позах на высоких вертящихся табуретах у стойки. Они получали по сто долларов с клиента, правда. Волк слышал, что все проститутки половину сдают в специальный фонд КГБ – разведке нужна валюта. Впрочем, и половина заработанной за пару часов суммы составляет месячное содержание двух курсантов Высшей школы.
Потом спустились два инока,
[31]
буднично заплатили за джин долларами, Гриша так же буднично отсчитал сдачу. Граждане СССР за подобную сделку могли схлопотать восемь лет с конфискацией, интуристов это не касалось. Пришел Жора Туз, чуть позже седой импозантный Граф – оба торговали валютой, балансируя на грани шикарной богемной жизни и жалкого существования в мордовской спецколонии усиленного режима. Если они будут вести себя правильно и во всем слушаться курирующего офицера, то удержатся по эту сторону опасной грани.
