До этого – иные миры. Иная боль, по большей части – не моя. Смерть и отставка из корпуса.
До этого – годы на Харлане. Детство и моральные травмы, полученные в трущобах Ньюпеста. Спасительное бегство во флот Протектората. Военная служба.
Жизнь ненормальных. Жизнь, проведенная в грязи и унижениях. Борьба с болью, смена тел и ожидание в хранилище. Ожидание того, что не придет.
Над головами марсианских мумий кружила и кричала их боль. Я чувствовал, как рвется из груди мой собственный крик, и знал, что он разорвет меня, выйдя наружу.
А потом – выстрел.
А потом – темнота.
Я падал в нее с благодарностью. Надеясь, что черные призраки неотмщенных мертвецов не станут следовать за мной.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
На берегу холодно. Приближается шквал ветра, несущего черную радиоактивную пыль вместе с зарядами грязного снега. Ветер струями мечет эту смесь на измятое морское покрывало. На песок лениво набегают волны, и на фоне хмурого неба струится зеленая вода.
Сгорбившись, натягиваю куртку на плечи. Пряну руки в карманы. От резкого порыва ветра закрываю лицо.
Недалеко, на пляже, горит костер, и я вижу фигуру человека, одиноко сидящего у огня. Он закутан в одеяло. Сам не желая того, я направляюсь к человеку. Как бы там ни было, огонь обещает тепло, и больше идти некуда.
Ворота закрыты.
Это звучит неправильно, и то, что я точно знаю, по какой-то причине не может быть правдой.
Пока…
Я все ближе, и беспокойство нарастает. Закутанная в одеяло фигура остается неподвижной. Сперва кажется, что фигура враждебна, но вдруг это заблуждение уступает место страху встретить того, кого я уже знаю. Того, кто умер…
Умер подобно всем, кого я знал.
Я вижу, как в пламени за сидящей фигурой из песка вырастает какая-то структура – огромная и напоминающая крест конструкция. На ней находится что-то неуловимо знакомое. Ветер и моросящий дождь со снегом не дают разглядеть странный объект.
Вой ветра, точно плач, тоже напоминает что-то, знакомое и пугающее.
Подхожу к огню и сразу чувствую на лице его тепло. Вынув руки из карманов, протягиваю их вперед.
Фигура шевелится. Я стараюсь не замечать. Я не хочу этого замечать.
– А-а, кающийся грешник…
Семетайр. Куда делся его сардонический тон? Возможно, он больше не нужен? Взамен появилась другая интонация – учас-тие. Великодушная симпатия того, кто победил в нашей игре. Чей доход позволяет забыть о сомнениях.
– Что? Он смеется.
– Уже смешно. Почему не станешь на колени и прямо в костер? Будет еще теплее.
– Не настолько продрог.
Я отвечаю, в самом деле дрожа и боясь взглянуть на его лицо. В свете пламени глаза Семетайра сверкают. Он все знает.
– Ты долго шел, волк из «Клина», – мягко сказал он. – Теперь можешь не торопиться.
Сквозь растопыренные пальцы я смотрю на пламя.
– Ты ждешь меня, Семетайр?
– Да неужели. Чего я хочу? Сам знаешь, чего я хочу.
Сбросив одеяло, он величественно встает во весь рост. Фигура Семетайра куда выше той, что я помню. Потрепанное пальто хорошо сидит. Он надевает цилиндр, небрежно сбивая на затылок.
– От тебя нужно то же, что от всех.
– А что это?
Киваю в сторону того, что распято на кресте прямо за ним.
– Это?
По-моему, Семетайр выбит из колеи. Такое я вижу впервые. Мне кажется, он немного смущен.
– Ну-у… Скажем, это альтернатива. Возможная альтернатива. Хотя не думаю, что ты захочешь…
Смотрю на неясные очертания того, что висит на конструкции, как вдруг оно оказывается хорошо различимым сквозь ветер, и морось, и радиоактивные осадки.
Это я сам.
Закрепленная на кресте сеткой, мертвенно-серого цвета плоть вдавлена в проволоку. На жесткой конструкции тело обвисло, и голова тоже бессильно опущена вниз. Над лицом поработали чайки. Глазницы пусты, а щеки уже превратились в лохмотья. На лбу белыми пятнами зияет кость.
Там, должно быть, холодно, отстранение думаю я.
– Я тебя предупреждал. – В его голосе появляются знакомые насмешливые ноты. И нетерпение. – Это альтернатива. Полагаю, ты согласишься: здесь, у огня, намного лучше. И здесь еще кое-что.
Раскрыв заскорузлую ладонь, он показывает лежащий на ней стек. К. металлу пристала свежая кровь, плоть и кусочки кости. Взявшись рукой за шею, я обнаруживаю грубой формы отверстие. В дыру под основанием черепа с ужасающей легкостью входят мои пальцы. Я чувствую скользкое и упругое вещество своего мозга.
– Видишь? – говорит Семетайр почти сочувственно. Я вынимаю пальцы из раны.
– Семетайр, где ты достал это?
– О-о, найти нетрудно. Особенно на Санкции IV.
– А Крюиксхэнк? Она у тебя? – спрашиваю я с неожиданным приливом надежды. Он слегка запинается. Потом кивает сам себе.
– Ну разумеется, когда-нибудь наверняка… Когда-нибудь.
Повторение звучит фальшиво. Будто попытка меня убедить. Надежда умирает и тает.
– Значит, потом, – говорю я, еще раз протягивая руки к пламени. Ветер бьет мне в спину.
– О чем ты?
Звучащий после этих слов смех кажется не менее натянутым. Я едва улыбаюсь. Старая боль, но теперь она странным образом успокаивает.
– Я ухожу. Мне нечего здесь делать.
– Уходишь?
Голос становится угрожающим. Он держит стек большим и указательным пальцами, и в отсвете пламени металлическая поверхность становится красной.
– Тебе некуда идти, мой ручной волчонок. Останешься здесь. Есть вопросы, и их нужно решить.
На сей раз смеюсь я.
– Убирайся из моей головы, Семетайр!
– Ты. Останешься. Здесь.
Сквозь пламя его рука тянется ко мне.
В моей руке появляется «Калашников». Автомат тяжелый, магазин полон. Ладно, тебе ли не знать. Говорю:
– Короче, я передам Хэнду твой привет.
