Я смотрел куда-то в сторону, слегка озадаченный страстной речью Хэнда. Религия – забавное-явление, иногда влияющее на своих адептов самым непредсказуемым образом. Оставив сигарету, я постарался отыскать слова, подходящие для ситуации.
– Хорошо. Тем не менее различие существует, и в свое время факты нашего существования не были плодами воображения никому не интересных святош – до того, как люди оторвались от Земли или изобрели нечто, напоминавшее машины. Я говорю о степени соответствия и о том, что реальность, в которой мы здесь находимся, подходид нам больше, чем ваш загробный мир.
Хэнд улыбнулся. Похоже, он совершенно не обиделся и даже остался доволен собой.
– Ковач, это частный взгляд. Конечно, все оставшиеся на сегодняшний день церкви имеют свою конкретную историю еще с доиндустриальных времен. И, напротив, вера представляет собой метафору, и неисповедимы пути, коими ходит информация по ту сторону этой метафоры, откуда она появляется и когда. А теперь мы с вами бродим по развалинам цивилизации, обладавшей поистине божественной силой задолго до времен, как люди встали с четверенек. И ваш мир, Ковач, тоже окружен ангелами с пылающими мечами…
– Э-э… – Тут я умоляюще воздел руки ладонями вверх. – Прошу, опуститесь на время с высоты своей метафоры. Да, возле Харлана действительно есть боевые орбитальные плат-формы, поставленные там марсианами. Их забыли списать в утиль.
– Да, но… – Хэнд сделал нетерпеливый жест и продолжил:
– Платформы построены из вещества неизвестного нам состава, препятствующего всякой попытке их сканирования, они обладают боевой мощью, достаточной для уничтожения городов или целых гор. Но кто тогда создавший их прародитель, способный уничтожить все и тем не менее сохранивший эти корабли? Кто, как не ангел?
– Это гребаный компьютер. Возможно, с простой программой, созданной на случай межпланетного конфликта.
– Как же в этом убедиться? – теперь Хэнд сидел, наклонившись ко мне через стол. Я заметил, что мы зеркально отражаем позы друг друга.
– Вы когда-нибудь были на Харлане? Нет, думаю – никогда. Я вырос на этой планете и могу заверить: в орбитальных платформах не больше мистики, чем в прочих марсианских артефактах…
– Не больше мистики, чем где? В их шпилях, поющих песни каждому закату и восходу? Или в воротах, открытых, словно дверь спальни… – голос Хэнда понизился до шепота. Он оборвал фразу и осмотрелся вокруг, лицо его вдруг покраснело от осознания своей неосторожности. Я закончил за него:
– В которую любовница приглашает господина, одетого в дорогой костюм. Что, попытаетесь продать марсиан как богов из культа вуду?
– Я не собираюсь ничего продавать, – вполголоса пробормотал Хэнд. – В конце концов, существование марсиан соответствует запросам этого мира. Не стоит искать способ объяснить марсианам их собственное происхождение. Я просто старался показать вам ограниченность мировоззрения, исключающего самую возможность чуда.
Я кивнул.
– Премного благодарен. – Наставив указательный палец прямо на Хэнда, я продолжил:
– Просто сделай мне одолжение: когда окажемся там, куда направляемся, держи свое дерьмо при себе. У меня будет достаточно забот и без вмешательства потусторонних сил.
– Я верю только в то, что видел сам, – твердо произнес Хэнд. – Я видел Геда и Карефоура. Они были среди нас, они были во плоти человеческой, и я слышал их голоса, я мог призвать их к себе.
– Да-а, конечно.
Хэнд задумчиво посмотрел на меня, и его настойчивость медленно перешла во что-то иное. Понизив голос, он совсем тихо сказал:
– Ковач, это очень странно. Мне кажется, твоя вера почти так же сильна, как и моя. Не могу понять одно – отчего ты так сильно желаешь неверия?
Фраза висела между нами долго, наверное, минуту, прежде чем до меня дошел ее смысл. Шум за соседними столиками утих, и показалось, что даже ветер на мгновение задержал свое дыхание. Потом я склонился над столом, не чтобы меня услышал Хэнд, а скорее выгоняя из головы навязчивые видения лазерных вспышек. Я тихо сказал:
– Хэнд, ты ошибаешься. Я страстно желаю получить все дерьмо, что ты описал. Получить все, во что ты веришь. Желаю призвать к себе всех, кто сотворил эти гребаные штуки. Потому что тогда я смогу их убивать. Медленно.
Находившаяся внутри компьютера копия Хэнда произвела свой огромный документ уже к одиннадцати часам. Чтобы написать такое, ему потребовалось три месяца. Но копия работала в виртуальной среде суперкомпьютера "Мандрагоры" со скоростью, в триста пятьдесят раз опережающей реальное время, и мы получили готовый результат еще до полуночи.
К этому времени накал нашей происходившей на крыше беседы несколько ослаб. Сначала мы перешли на обсуждение собственных ощущений, мусоля так и эдак воспоминания о вещах, некогда увиденных или сделанных нами и которые тем или иным образом отражали наше мироощущение.
Потом ушли в совершенно мутные разговоры о жизни, перемежавшиеся продолжительными паузами и рассматриванием ночной пустыни. Бипер в кармане Хэнда почти разрядился, издавая искаженные, едва понятные звуки.
Моргая от яркого света и зевая, мы отправились посмотреть, что за результат выдал компьютер. Прошло меньше часа, и, едва пробило полночь, мы отключили виртуального Хэнда, загрузив на его место в компьютере самих себя.
Окончательная селекция.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я вижу их лица снова и снова.
Это не лица красивых и стойких к радиации боевых тел "Маори", одетые для Дэнгрека или дымящихся руин Заубер-вилля.
Нет. Я вижу их такими, какими они были до смерти. Лица солдат, выбранных Семетайром. Солдат, брошенных назад в пекло. Тех, кого я впервые увидел в безобидной обстановке виртуального отеля. Они знали те лица как свои собственные.
Лица мертвых.
Оле Хансен.
Европейское, до абсурда бледное лицо с белыми коротко остриженными волосами и глазами того спокойного синего оттенка, какой бывает лишь у медицинских приборов, и то в дежурном режиме. Прибыл с Латимера, в первой волне свежемороженых новобранцев Объединенных Наций в момент, когда все предрекали Кемпу скорое поражение. Никто не заглядывал дальше, чем за шесть месяцев войны.
– Лучше, чтобы это не стало очередной "Бурей в пустыне". – Его лицо еще носило следы солнечных ожогов. – Потому что, если так случится, лучше сразу вернуться на полку. Этот ваш клеточный меланин чешется, спасу нет.
– Для тебя есть путевка туда, где мороз, – заверил я. – Зима в Латимер-Сити покажется раем. Знаешь, что погибла вся твоя команда?
Кивок.
– Видел вспышку с вертолета. Последнее, что я помню. Все понятно, это же ядерный фугас… Ведь просил: взорвите проклятую бомбу там, на месте. О чем говорить… Упрямые были, как черти…
