– Я не считаю…
Сутъяди не услышал возражения.
– Видел, сколько времени ушло на ворота у нашего археолога? Вспомни, сколько потребовалось обломков, едва ли понятых наполовину? "Можно утверждать, что марсиане воспринимали свет гораздо более коротких волн… " – Он доходчиво воспроизвел мимику Тани Вордени. – Она не знает почти ничего, так же, как любой из нас. Мы лишь строим догадки. Мы не знаем сами, что творим. Ковач, мы крутимся вокруг истины, пришпиливая к великому космосу наши антропоморфные определения. Насвистываем себе под нос и радуемся… А правда в том, что нет и малейшего намека на смысл того, чем все мы здесь занимаемся. Нас вообще не могло здесь быть. Мы не принадлежим этой планете.
Я глубоко вздохнул. Посмотрел себе под ноги, затем поднял глаза к небу.
– Ладно. Знаешь что, Сутъяди, думаю, тебе пора копить деньги, чтобы транслировать свой стек на Землю. Место, конечно, дерьмовое, но мы все оттуда. И чертовски уверены, что принадлежим той планете.
Едва улыбнувшись, капитан окончательно убрал с лица эмоции, вернув на место маску уверенного в себе командира.
– Поздно, – тихо произнес он. – Слишком поздно.
Внизу, около "Нагини", Хансен и Крюиксхэнк уже развязывали тщательно застропленный буй "Мандрагоры".
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
На всю подготовку Крюиксхэнк с Хансеном потратили около часа.
Хэнд настаивал, чтобы мандрагоровский маячок трижды прогнали через системный тест. В итоге, убедившись, что буй способен выполнить свою миссию, наш командир был почти доволен.
– Видите, – нетерпеливо пояснял Хансен, в третий раз запуская процессор локатора, – он фиксирует положение звезд и в случае приближения любого тела немедленно определяет его как новый объект. Проблем не возникнет. Если, конечно, оно непрозрачное.
– Мы не должны этого исключать, – возражал Хэнд. – Включите в работу детектор масс.
В ответ Хансен издал тяжелый вздох. По другую сторону двухметрового буя на них ехидно скалилась Крюиксхэнк.
Через несколько минут я помог Иветте спустить с борта "Нагини" пусковую раму, и вдвоем мы уложили буй на ярко-желтые направляющие. Хансен закончил последние проверки, закрыл разбросанные по коническому корпусу лючки доступа к переключателям и с чувством похлопал наш маяк по округлому боку:
– Мы готовы к "Большому скачку".
Потом мы выслушали наставления Сян Сянпина и осторожно поместили буй с пусковой рамой на место. Изначально конструкция буя предусматривала запуск через торпедный аппарат. На раме его конический корпус смотрелся откровенно нелепо, готовый в любой момент перевернуться через нос. Хансен подергал направляющие взад-вперед, провернул их, проверяя ход, и наконец снял пульт дистанционного управления. Спрятав пульт в карман куртки, он зевнул.
– Никто не скажет, мы можем поймать канал с Лапинией? – спросил он.
Проверив наручный дисплей, я засек время, синхронизировав его с предварительно запущенным в раскопе таймером. До запуска оставалось чуть больше четырех часов. Не отрывая глаз от зеленоватых цифр, я успел краем глаза заметить, как нос буя дернулся, а затем он пошел вперед, перекувыркнувшись через лишенный стопора перед пусковой рамы. Буй тяжело грохнулся на песок, и, взглянув на опешившего Хансена, я рассмеялся.
– О, мой Сэмеди, – сказала Крюиксхэнк, видевшая всю картину. Она встала с места, направляясь к пусковой раме. – Ну и что стоите, как два идиота, помогайте мне…
И тут ее распороло на части.
Я стоял ближе всех, уже поворачиваясь, готовый прийти на помощь. Потом, вспоминая эту секунду в бесполезных попытках проанализировать случившееся, я смог полуувидеть-полувспомнить удар, пришедшийся ей чуть выше бедренной кости и рассекший тело снизу вверх безжалостным и небрежным, направленным в разные стороны колеблющимся движением, взметнувшим вверх фрагменты тела. Это был зрелищный, но крайне неудачный гимнастический трюк. Я успел заметить, как над моей головой пролетела ее рука и часть туловища. Нога упала сзади, волоча за собой обрубок ступни, ударивший меня по лицу. Я чувствовал вкус крови. Голова еще поднималась в небо, отдельно от всего, замедленно вращаясь и растрепывая волосы вместе с рваным остатком шеи и похожим на платок лоскутом кожи, сорванным с плеч. Я чувствовал, как ее кровь падает на мое лицо словно дождь.
Слышал свой крик как бы со стороны и издалека. Половину от слова "нет", уже потерявшего весь свой смысл.
Позади меня нырнул за "Санджетом" Хансен.
Я видел
Крики со стороны "Нагини". то,
Кто-то выстрелил из лазера. что это сделало.
Песок вокруг пусковой установки шевелился. Тонкая, покрытая шипами ветвь, распоровшая Крюиксхэнк, была одной из полудюжины ей подобных – серых и поблескивавших на солнце. Как показалось, они негромко жужжали, неприятно раздражая слуховой нерв.
Ветви легли на раму, а одна из них с силой ударила по металлу, пробив навылет. Мимо точно пуля просвистел вырванный из резьбы болт.
Лазер хлопнул во второй раз, и вслед за ним тут же заговорили другие, сопровождая сцену какофонией шипящих звуков. Я отчетливо видел, как импульсы проходят сквозь жужжащие ветви и тают в песке, не причиняя никакого вреда. Сзади медленно подступал Хансен, не прекращая бить из прижатого к плечу "Санджета". Наконец что-то встало на свои места. Я заорал, обращаясь к Хансену:
– НАЗАД! Назад, мать твою!
"Калашниковы" сами упали в ладони. Поздно.
Скорее всего Хансену показалось, что он воюет с особо стойким противником или с врагом, который успевает уклоняться. Сделав луч пошире, он собрался было увеличить и мощность. Да, "Санджет" общего назначения, одиннадцатой модели, мог легко пробить титановый сплав. Навылет, как нож проходит через мякоть. А на малой дистанции он испарял вообще все.
Но серые жужжащие ветви только покраснели, и то местами. Затем песок под ногами Хансена зашевелился, и снизу появился свежий отросток. Я поднял автоматы всего на пятьдесят процентов от уровня стрельбы, когда росток уже резал ноги Хансена по коленям. Взрывник закричал – отчаянно, как гибнущий зверь. Осев на обрубки, он продолжил стрелять. От лазера песок плавился, гнездами спекаясь вокруг Хансена. Из песка появился еще отросток, короткий и тонкий, упав на Оле поперек торса, как молотильный цеп. Крик оборвался. Из обрубленного тела хлынул поток крови, будто лава из жерла вулкана.
Уже стреляя, я двинулся вперед. Автоматы, еще и с интерфейсом, они были сама ярость, зажатая в руках. К тому же на моей стороне работали биопластины, обеспечивая четкую . обратную связь и детализацию. Усиленный патрон, автомат заряжен разрывными, магазины полные. Зрение позволяло хорошо выделять структуру того, что было передо мной, а "Калашниковы" сами концентрировали огонь где нужно. Позиционирование биопластин работало с микронной точностью. Теперь я стрелял только на поражение.