– Мне так не кажется, – заметила Сунь со спокойствием физика-экспериментатора. – Такое образование не могло пройти мимо наших датчиков. Между прочим, не пострадала ни одна из охранных систем, кроме первой. Полагаю, эта штука прошила наши кордоны и распространялась строго линейно.
– Смотрите, – сказал Сян, – вот она.
Я увидел, как на расположенном прямо над моей головой экране из грунта возле самых ворот показался отросток. Вероятно, он попытался пройти через фундамент и не смог. Ветвь находилась в добрых двух метрах от ближайшего края основания.
– Приехали, мать твою… – в сердцах выругался Шнайдер.
– Не торопись.
Так сказала Вордени, и в ее голосе было нечто, отдаленно напоминавшее гордость.
– Сиди и смотри.
Казалось, ветвь хотела зацепиться за поверхность ворот. Но бессильно соскользнула и упала вниз, словно с облитой маслом каменной стены. Я видел, как это повторилось раз шесть, едва сдержав дыхание в момент, когда из песка вылезла новая, куда более длинная рука и, взлетев на высоту двадцати метров, обвила нижнюю часть шпиля.
Возьмись такая рука за "Нагини", она сняла бы нас с курса легко, как ракета.
Новая ветвь изогнулась, натягиваясь…
И распалась в ничто.
В первый момент я подумал, что это Сунь пренебрегла моими инструкциями, открыв огонь из ультравибраторов. Потом сообразил: у нанобов иммунитет к ультравибраторам.
Тут я заметил, что пропали все без исключения ветви.
– Сунь? Что происходит?
– Я произвожу попытку определить точную причину. – Определенно, общение с машинами наложило отпечаток на ее речь.
– Они выключили это, – просто сказала Вордени.
– Кто что выключил? – тут же поинтересовался Депре. Наконец я услышал смех нашего археолога.
– Нанобы существуют благодаря электромагнитному полю. Поле действует как связующая их субстанция. Его нейтрализовали ворота.
– Сунь?
– Похоже, истина на стороне госпожи Вордени. Вблизи артефакта вообще нет следов электромагнитной активности. И никакого движения.
Из переговорника послышались общие аплодисменты. Потом возник спокойный голос Депре:
– Мы что, собираемся через это лететь?
Зрелище того, что происходило перед открытием ворот, и того, что находилось на другой стороне, оказалось потрясающе обыденным. За две с половиной минуты до нулевого времени падающие по поверхности ворот капли ультрафиолетового свечения, которые мы наблюдали через экран нашего археолога, начали сливаться в ручейки красноватого света, метавшегося по ребрам конструкции вверх и вниз. В обычном свете картина впечатляла не больше, чем обычный посадочный маяк.
За восемнадцать секунд до контрольного срока в состоянии ворот что-то изменилось, и пошел процесс развертывания их спрессованной вложенности. Так, словно раскрывались крылья.
За девять секунд на шпиле без каких-либо внешних эффектов появилась черная точка. Она блестела, точно капля масла, и, казалось, вращалась вокруг оси шпиля.
Восемь секунд спустя точка мягко и не спеша переместилась к основанию шпиля, а затем – еще ниже. Фундамент ворот куда-то пропал, а вместе с ним на глубину около метра исчез песок.
В черной пустоте мерцали яркие звезды.
Часть четвертая
НЕОБЪЯСНИМЫЕ ЯВЛЕНИЯ
Все стоящие над нами спутники, которые невозможно снять с их орбиты, должны приниматься в расчет самым серьезным образом. На случай, если чужие создания вернутся за своим оборудованием, с ним следует обращаться предельно корректно. Это не религия, это здравый смысл.
Квеллкрист Фальконер, «Метафизика для революционеров»
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Мне не нравится глубокий космос. Он бьет прямо по башке.
Дело не в психике. Да, в космосе совершаешь больше ошибок, чем на океанском дне или в токсичной атмосфере вроде той, что на планете Глиммер-5. Из вакуума стараешься убраться раньше, и так уже бывало. Собственная глупость, забывчивость или паника убивают здесь почти без промаха. В отличие от менее жестокой среды.
Но дело не в этом.
Орбитальные станции висели над Харланом на орбитах высотой в пять тысяч километров, почти моментально уничтожая любой объект с массой более чем у шестиместного вертолета. Да, бывали исключения, но еще никто не вывел надежной формулы. В результате харланцы редко поднимались от поверхности планеты, а нарушения работы вестибулярного аппарата случались у них чаще, чем беременность.
В восемнадцать лет, впервые надев на себя скафандр – гордость вооруженных сил Протектората, – я понял, что мозг превратился в кусок льда, и, глядя в пустоту, явственно слышал свой тихий скулеж. Падение во мрак казалось долгим, очень долгим.
Большая часть страхов эффективно подавлялась включением аутотренинга. Однако степень действующего на вас ужаса оставалась известной благодаря информации о "весе" противодействия. И этот вес давил, давил всякий раз.
Так было на высокой орбите над Лойко во времена Пилотского бунта и при высадке вместе с коммандос из "Рэндолл вакуум" недалеко от внешней луны Адорациона. И еще один раз, в глубоком космосе, во время жестокой игры в прятки с членами "Экипажа недвижимости" возле угнанной ими баржи под названием "Мивцемди". Тогда, следуя за этой баржей, ушедшей на нескольких световых лет от ближайшего солнца, я падал по реально бесконечной траектории. А перестрелка, происшедшая на "Мивцемди", была худшей из всех. Этот кошмар снится мне до сих пор.
"Нагини" скользнула из пространства с тремя измерениями, пройдя сквозь порог, и зависла в самой середине ничего. Выдохнув обратно тот вздох, что все мы затаили в момент подхода к воротам, я сполз с сиденья. И почувствовал небольшие колебания гравитационного поля уже по пути в пилотскую кабину.
На экране стоял все тот же звездный пейзаж. Однако хотелось взглянуть на настоящее небо сквозь прозрачные стены рубки. Посмотреть врагу прямо в глаза. Хотелось чувствовать пустоту, находившуюся в нескольких сантиметрах. Чтобы ощутить себя в пустоте, почуять это кожей и самыми животными из своих инстинктов.
Полетный регламент строго запрещал отдраивать любые из внутренних люков в открытом космосе. Но никто не проронил ни слова. Амели Вонгсават бросила в мою сторону недоуменный взгляд, но смолчала даже она. К тому же Амели была первым в истории человечества пилотом, испытавшим мгновенный переход с высоты в шесть метров над уровнем поверхности планеты прямиком в глубину открытого космоса. Могу представить. Вонгсават одолевали совсем другие мысли.
Стоя позади пилота, за ее левым плечом, я посмотрел вперед. Потом взглянул вниз, в пустоту, и пальцы сами собой вцепились в спинку кресла Вонгсават.