Молодые люди обменялись ничего не значащими формальными приветствиями, Раске с удивлением отметил, что ее английский намного лучше, чем у Роберта.
— Ничего удивительного, — спокойно ответила женщина на его комплимент, — я несколько лет жила у родственников во Фресно, в Калифорнии, так что английский для меня почти что второй родной язык.
— Это точно, — если бы не Диана, то мне было бы очень тяжко с публикациями в англоязычной периодике. Кроме того, она прекрасный математик и даст фору нам обоим, к тому же она великолепно готовит, а печет так, что…
Он не успел закончить длинное предложение, потому что дверь за молодой коллегой закрылась.
— По-моему, ты ее обидел, — откровенно заметил Брюс.
— По-моему, тоже, — чистосердечно ответил Роберт, — так хочу сделать ей что-нибудь приятное, а получается всегда неловко или глупо. Ладно, давай работать. Хотя, говоря честно, она — самое хорошее, что есть в нашей обсерватории.
Продолжать эту тему не стали, и мужчины вновь вернулись к работе. Спустя час Роберт откинулся в кресле, потянулся, хрустнув позвоночником, и прокомментировал, словно разговор не прерывался:
— Сегодня мы остались без кофе, а обычно Диана меня балует. Она отчаянная любительница этого напитка. На заре нашего знакомства она спросила, какой кофе я предпочитаю, а я по наивности ответил, что растворимый…
— Ну, — поторопил рассказчика Брюс, которого несказанно раздражала эта манера — вечно останавливаться на самом интересном и тянуть паузу.
— Что «ну». Конец всему. Как человек я для нее теперь не существую, я теперь на уровне Homo sapiens, fossilis
[20]
, не более.
— Да, — сочувственно кивнул Раске, — знаешь, я привез небольшую упаковку кофе. Хороший, американский. Давай принесем и презентуем ей.
— Она не пьет декофеинизированный, сублимированный, витаминизированный, с цикорием и прочими вывертами. Я же тебе сказал: она кофеманка, чокнутая, но идея хороша, сейчас и двинемся.
Молодые люди с удовольствием пробежались по едва освещенным дорожкам к коттеджу Раске. Тут же была вручена и бутылка виски, которую пришлось заносить к Роберту. Обратно возвращались медленно. Стало существенно прохладнее, и, как обещал хозяин, воздух был настолько чист, что его, казалось, на самом деле можно было пить. Редкие, едва освещавшие асфальтовую ленту фонарики, не мешали смотреть на звезды. Ночь была удивительной.
— Ты хочешь сказать, что через некоторое время всего этого не будет, — неожиданно нарушил молчание и тишину Брюс.
— Почему же. Материальный мир, все это, как ты выразился, будет, не будет нас… — И американец поразился тому, каким неестественным, непривычным, смертельно утомленным голосом это было сказано.
Однако уже через несколько секунд перед ним был прежний Роберт Элоян. Подтянутый, энергичный прагматик — человек решительный и независимый.
— Не спеши, она сама зайдет, — ответил он на предложение Брюса заглянуть к коллеге, которая работала где-то рядом. Действительно, в начале четвертого молодая женщина появилась на пороге кабинета с небольшим подносом в руке, на котором дымились две чашечки кофе, а на салфетках красовалось несколько бутербродов.
Кофе был галантно вручен и принят с искренней благодарностью. Остаться с мужчинами Диана отказалась и быстро ретировалась, захватив с собой несколько листков бумаги со стола Роберта.
— Боже, какая она маленькая, — с неожиданным умилением сказал Брюс.
— Это точно, но:
На то и меньше мой алмаз
Гранитной темной глыбы,
Чтобы дороже во сто раз
Его ценить могли бы!
[21]
— Это ты сочинил для нее? — быстро отреагировал американец.
— Не я и не для нее, ты, как всегда, прав, — парировал Роберт. — Но я тоже большой специалист в литературе. Начисто забыл, кому принадлежат эти строки.
Так что давай не будем распускать слюни и сопли, нужно работать.
И они работали. Работали так, как никогда до этого не работал Брюс Раске. Он оказался хорошим ведомым, и пока Роберт улетал вперед, незаметно, самоотверженно и кропотливо разбирал оставленные завалы. Бывало и так, что приходилось пересматривать казавшиеся стройными взгляды, благодаря его нетривиальным решениям и находкам.
Дни летели за днями. Время для них словно спрессовалось. Окружающая действительность отступала. Они жили от восхода и до восхода. Отсыпались днем и работали ночами. Втроем ездили на базар в редкие выходные. Брюс научился разбираться в местных сырах и винах, пробуя которые, смешно вертел головой, поражая продавцов своими познаниями и варварским произношением нескольких десятков слов, которые постарался выучить.
После посещения развалин древнего Амберда, благо совсем рядом, Раске всерьез заинтересовался историей. Он умудрялся находить время для чтения, задавал множество вопросов и здорово обиделся, когда Роберт отказался поехать с ним в Гарни
[22]
и Гегард
[23]
. Поэтому экскурсия все же состоялась, и заокеанский гость возвратился каким-то притихшим и растерянным от навалившихся впечатлений.
— Как же получилось, что я не знал всего этого? — вырвалось у него неожиданно.
И Роберту пришлось вспоминать все, что он знал из истории этой древней земли.
Они сидели на склоне горы, смотрели вниз в долину, ели сладкий, без косточек виноград с белым пышным хлебом и соленым сыром, лениво перебрасывались ничего не значащими фразами.
— А эта самая Офик, полное имя как? — методично добивал вопросами элегически настроенного хозяина американец.
— Офелия, — лениво ответил тот.
— А этот, крикливый, забыл кто такой по должности, Грант, это в честь генерала Гранта или…
— Боюсь, что герой Гражданской войны в Америке тут не причем. Наверное, это из-за Жюля Верна, «Дети капитана Гранта»
[24]
, помнишь…
Разговор на некоторое время прервался, но чувствовалось, что затронутая тема все еще беспокоит американца. Через несколько минут молчания он приподнялся на локте и спросил:
