Она ничего не видела – голова была закрыта чем-то мягким,
ворсистым, какой-то тканью, что ли… Понятно, это плащ ее спасителя. Плащ
свалился вместе с нею. Ее единственный трофей! Байярд ускакал к хозяину, а
Ирене остался плащ. Ну что ж, и на том спасибо! К ночи стало прохладней, а
сырая рубаха и сарафан никак не могли согреть. Ирена с наслаждением закуталась
в плащ (он был с пелериной, суконный, очень теплый) – и тотчас ноздри ее жадно
раздулись. Какой странный, манящий запах!.. Сунула руки в карманы, глубоко
запрятанные в складках, и тотчас наткнулась на мягкий сверток справа и что-то
округлое, прохладное, оплетенное кожей, – слева. Ага, еще трофеи!
Вытащила их. Ну, один и разворачивать не надо было, чтобы
понять: там пироги – пироги не то с мясом, не то с печенкой. Ирина любила
только пироги сладкие или с творогом, а с мясом, тем более с печенкой, в рот
никогда не брала – фу, брр! Разворошила салфетку, потом вощаную бумагу, в
которую были завернуты пироги, да так и вгрызлась в них. Какие там сладкие?
Какие там с творогом?! Лучше этого она не ела ничего и никогда! С трудом
заставила себе перестать жевать, чтобы зубами – руки-то были заняты, в одной пирог,
в другой фляжка – открутить крышку, глотнуть… кофе, чудный кофе, крепкий и
сладкий! Силы возвращались с каждым мгновением. Теперь то, что ускакал Байярд,
казалось ей сущим пустяком. Да пустяки, она и сама дойдет туда, куда нужно. Вот
только бы еще понять: куда ей нужно?
Она побрела вперед, выставив руки, чтобы защитить лицо.
От усталости и внезапной сытости начали было слипаться
глаза, захотелось лечь и хоть чуточку полежать, однако сонливость мигом
исчезла, когда Ирена завидела вдали промельк света. Какой-то дом при дороге.
Кажется, не очень далеко. Может быть, там можно будет найти лошадь или
сговориться, чтобы ее отвезли в город на телеге? А чем она заплатит? Денег нет.
Байярд ускакал. Разве что плащ продать? Жалко с ним расставаться…
Ирена безотчетно сунула руки в карманы – и тихо ахнула,
наткнувшись на нечто мягкое, кожаное, в чем легко узнала портмоне. Выхватила
его, развернула. Было слишком темно, чтобы распознать достоинство монет и
ассигнаций, но Ирена надеялась, что, раз начавши везти, ей будет продолжать
везти и впредь. Во всяком случае, этих денег хватит, чтобы нанять лошадь и
добраться до Нижнего, а потом… Ну какой смысл гадать сейчас о том, что она
будет делать потом, если нужно решить, что делать сейчас?
Она шла на свет, раздвигая ветки, которые загораживали путь,
оступаясь, цепляясь плащом за сучья, и от облегчения упала на колени и вознесла
молитву Господу, когда почувствовала под ногами твердую землю.
Дорога! Наконец-то она дошла до дороги! И свет стал яснее.
Кажется, вырисовывались даже очертания длинного приземистого строения.
Ирена пошла по обочине. Странно – должно быть легче идти по
твердой земле, а ноги заболели. Мягкая лесная почва пружинила, а по этим
колдобинам неловко двигаться в лаптях. Да, торная дорога не значит – гладкая и
ровная. Ирена вчера была слишком занята печальными мыслями и беспокойством о
будущем, чтобы замечать, как качает на ухабах карету, в которой они ехали с
Игнатием.
Вчера?.. Да неужели это было только вчера? Неужели едва
сутки минули с тех пор, как они въехали с Игнатием в Лаврентьево и словно бы
попали в какую-то страшную сказку?!
Ах, кабы это была сказка! Кабы это была книжка! Как просто
было бы захлопнуть ее и избавиться навеки от кошмаров. А потом соскочить с
кушетки, на которой Ирена любила читать лежа, засунуть книжку подальше, в самую
глубь книжного шкапа, чтобы больше не наткнуться на нее даже случайно, и
вытащить другой роман, где всё – про счастливую любовь, а у главного героя
глаза не черные, а какие-нибудь голубые или хотя бы серые! Хватит с нее
черноглазых брюнетов! На всю жизнь хватит!
Интересно, какие глаза были у того архангела Михаила,
который так браво спас ее и с которым она обошлась с такой вопиющей
неблагодарностью?.. Интересно? А с чего бы? Не все ли ей равно? Ведь они, Бог
даст, больше никогда не увидятся. Конечно, не увидятся!
Чем дальше шла Ирена, тем яснее видела она низкий дом под
деревянной крышей. Во дворе горел костер, какие-то люди сновали туда-сюда.
Пахло жареным мясом – Ирена почувствовала, что действие волшебных пирогов уже
заканчивается и она с удовольствием съела бы сейчас изрядный кусище баранины
или свинины. И хорошо бы запить его чем-нибудь горячим – чаем, например,
крепким английским чаем, да чтобы сахар, желтый тростниковый сахар большими
кусками лежал в сахарнице, а в руках у Ирены были бы щипцы, чтобы наколоть его
мелко-мелко, как она любила! Она вообще любила колоть сахар сама и подбирать
пальцем со скатерти мелкие колючие крошечки…
Громкий хохот донесся от дома и заставил Ирену замереть.
Слишком много пережила она всего за сутки, это научило осторожности. Кто знает,
может быть, это не постоялый двор, а приют каких-нибудь разбойников?
Она осторожно кралась мимо забора, выискивая калитку, а еще
лучше – неплотно прибитую доску. Доски были плохо обструганы, в любую минуту
Ирена могла занозить ладони, но она упорно ощупывала доски, пытаясь сдвинуть с
места хоть одну из них. Наконец ее усилия были вознаграждены: образовалась
щель, довольная для того, чтобы Ирена смогла проскользнуть в нее.
Немедля послышался громкий лай, и два громадных меделянских
кобеля[14] подбежали к ней, но тотчас смирили свою ярость, завиляли хвостами.
– Пошли, пошли, – сердито пробормотала Ирена, опасаясь, что
кто-нибудь обратит внимание на странное поведение собак, и те послушно, хотя и
обиженно, затрусили прочь, иногда оборачивая лобастые головы: не передумала ли?
Не подзовет ли, чтобы потрепать ласковой рукой могучие загривки?
Ирена замерла в тени забора, озираясь.
Посреди широкого двора горел костер, на котором прямо на
вертеле жарилась свинячья туша. Упоительный запах расходился волнами, и кое-кто
из слуг, отрезавших со спины и боков ломти мяса и швырявших их в глубокие
плошки, чтобы унести в дом, не мог удержаться – отхватывал изрядные куски и для
себя и тут же в них вгрызался. У коновязи другие слуги поили и кормили коней. Скакунов
было семь или восемь, Ирена издали не могла разобрать.
