– Стой, проклятая скотина! – прорычал Адольф Иваныч, снова
ударяя Байярда. Конь ржанул от боли почти человеческим голосом, но послушался,
когда Адольф Иваныч потащил его к кадке с водой. Адольф Иваныч вскарабкался на
ее край, поставил ногу в стремя, другую уже занес над седлом, оглянулся,
угрожающе поводя глазами… Он был так страшен в это мгновение, такой дьявольский
пламень горел в его глазах, что Емеля, который уже приподнялся было, готовясь
кинуться на управляющего, испуганно замер.
Да ведь он уйдет! Вот-вот умчится!
Стоит ему только поудобнее устроиться в седле и повернуть
Байярда к приотворенным дверям, как тот улетит – и не поймаешь, не догонишь!
Ирена рванулась из-за охапки сена.
– Ай-й-йя! – взвизгнула она отчаянно.
Байярд взвился на дыбы!
На миг мелькнуло перекошенное лицо Адольфа Иваныча, летящего
с седла… Он влетел головой в кадку и замер вверх ногами. Ирена от ужаса зажала
руками рот, ее трясло.
Байярд забился в угол конюшни и бешено колотил ногами в
стену.
Тело Адольфа Иваныча, стоящее торчком, качнулось,
завалилось, но голова не поднялась из воды, которая окрасилась кровью.
– Батюшки-матушки… – нелепо бормотал Емеля, вздымая руку для
крестного знамения, но не находя сил совершить его. – Воистину – метил в
окошко, а попал в лукошко! Хотел отворотить от пня, а наехал на колоду! Думал…
– Замолчи, – чужими, непослушными губами прошептала Ирена,
отворачиваясь от кадки и прерывая этот поток подходящих к случаю пословиц. –
Некогда болтать. Надо уходить отсюда, и поскорей.
Она выбралась из-за куч сена и чуть не упала, споткнувшись о
кожаный мешок, который валялся на пути. Деньги! Те самые деньги, которые должны
были принадлежать Игнатию, а теперь… а теперь, значит, принадлежали ей?..
– Бери, бери, – буркнул Емеля. – Не сомневайся. Твои они.
Ирина с усилием подняла мешок. Задумалась…
Если эти деньги оказались у Адольфа Иваныча, значит, он
ничего не открыл Берсеневу о смерти Игнатия, о его венчании с Иреной. Значит,
Берсенев продал ее Макридиной не потому, что не хотел делить с ней Лаврентьево.
Он избавился от нее, просто как от надоевшей, слишком много о себе возомнившей
любовницы! И это было еще оскорбительней!
Смыть кровью. Это можно смыть только кровью!
Ирена с усилием отогнала мысли, которые приводили ее в
ярость и сводили с ума. Они с Емелей вдвоем забрались на Байярда, которого с
грехом пополам удалось утихомирить, и горячий конь вынес их с постоялого двора.
Слуги все еще ужинали, и побег их остался незамеченным, так же как и кровавое
происшествие в конюшне.
Спустя несколько минут они поравнялись с тем местом, где
оставили при дороге телегу. Спирька клевал носом, но радостно вскинулся, увидев
их:
– Эх, вернулись?! А это что ж за красавец? Неужто барский
конь?
– Он самый, – сухо сказала Ирена. – А теперь, Софокл,
настало нам время прощаться.
– Как так? – испугался тот, глядя на девушку, которая
поудобнее устраивалась в седле. Узкое платье мешало сесть по-мужски, и Ирена
безжалостно рванула подол с одной стороны. Ничего, армяк прикроет голые ноги. –
Я-то думал, мы в Лаврентьево… Чтоб заявить, кто ты есть…
– Без свидетельства о венчании с Игнатием я есть всего лишь
авантюристка, больше никто, – сухо оборвала Ирена. – Авантюристка и воровка.
Пока не найдено свидетельство, эти деньги мне не принадлежат. Поэтому ты со
Спирькой поедешь на выселки и спросишь Степаниду, не у нее ли мои бумаги.
Расскажи ей все, что случилось, расскажи о письме старого графа. Может быть,
она подобреет ко мне и отдаст свидетельство. Ну а если его нет и у Степаниды…
Что ж, значит, такая судьба! В любом случае назначаю тебе встречу через три дня
в Лукоянове. Слышала я, там в это время лошадиная ярмарка будет проходить.
Наверняка туда приедет и Берсенев – искать себе коня взамен украденного
Байярда. Вот мы все втроем там и повидаемся.
– А ты сейчас куда?! – молящим голосом выкрикнул Софокл.
– В город. Я кое-что задумала. Нужно купить новую одежду мне
и тебе. Кроме того, нужно раздобыть хорошие пистолеты и взять несколько уроков
стрельбы у самого лучшего учителя, какого только удастся найти.
– Ты что?! – в ужасе пробормотал Емеля. – Убийство
замыслила?!
Спирька испуганно перекрестился:
– Ой, не бери, девка, греха на душу!
Ирена покачала головой:
– Не убийство это будет, а дуэль.
– Что?! – Емеля аж задохнулся. – Неужто задумала картель
господину Берсеневу послать? Стреляться с ним решила?!
– Решила. Стреляться с ним буду я, но картель… картель
пошлешь ты! Прощай, Спирька! Прощай, Софокл! До встречи на ярмарке!
И она пустила Байярда галопом, низко припав к его шее, чтобы
ветер не бил в глаза, не вышибал из них слезы. А может быть, они и сами лились,
Ирена не знала, но не вытирала их. Руки были заняты, а потом… а потом
наконец-то у нее появилась возможность поплакать!
Эпилог
– …Черт… упал! Ссылка на поселение или крепость от шести лет
и восьми месяцев до десяти лет.
– Ну что вы! Не более трех! Уж поверьте, я дело знаю.
– А ежели убит?
– Тогда на поселение пойдет, не миновать. Да и нас не
помилуют.
Перебрасываясь короткими, отрывистыми фразами, секунданты со
всех ног летели к упавшему.
Берсенев, с трудом заставив себя тронуться с места, медленно
шел туда же.
Голова его была пуста до нездешнего гулкого звона, а белые
волокна тумана мешались с кровавой мутью, застилавшей глаза.
Секунданты оказались проворнее, вместе подскочили к
Софоклову, вместе склонились над ним – и вместе, резко, будто по команде,
отпрянули с одинаковым восклицанием:
– О Господи!..
«Наверное, все-таки убил! – похолодел Берсенев. – И,
наверное, какая-нибудь ужасная рана. В лицо… может быть, в глаз!»
Его передернуло от ужаса; кое-как заставил свои деревянные
ноги передвигаться быстрее.
Тяжело подбежал, навис над головами секундантов – и вдруг
замер, как они, потом так же отпрянул – и тоже помянул Господа.
