* * *
– Они зажрались, обнаглели, поэтому все прошло легко, – улыбался Пастух, затягивая зубами шнуровку перчаток. Перчатки были американские – мягкие, из хорошей кожи. Большой дефицит. – Они просто не ожидали, что кто-то может осмелиться… А от доли ты зря отказался – кусок огромный… Только вот как дальше будет? – Пастух перестал улыбаться.
Шлемы для профессионалов были еще большим дефицитом, в России таких отродясь не водилось. Легкие, гладкие, они оставляли хороший обзор и вместе с тем надежно защищали лицо и голову.
– Что «дальше»? – спросил Волк. Он давно не надевал боксерского снаряжения и потому долго возился со шнурками перчаток.
– Да то… На Левом берегу были три группы. Те, кто вез груз, люди Басмача и мои. Первые за решеткой, вторые на том свете… Поднялся скандал, даже в ментовке начали сажать всех подряд. Говорят, с твоей подачи! Готов?
– Готов. Но вначале договори.
– Все просто. Если ты сдашь и нас, то мы пойдем следом за остальными. Ты ничем не замазан, поэтому гарантий у нас нет. Вот и вопрос: что с тобой делать?
Лицо Пастуха не сулило ничего хорошего. И его предложение «постучать» в спарринге уже не казалось сентиментальной тягой к прошлому. Тем более что ринг окружали шесть хмурых бойцов. Вряд ли из любви к боксу.
– Ну что, пошли? – Пастух опять улыбнулся и вставил в рот капу. Время разговоров закончилось. На пути к рингу Волк подумал, что все происходящее ему что-то напоминает. Но что?
Ринг тоже был хороший. Прекрасное бестеневое освещение, безупречное покрытие, нарядные упругие канаты. На нем вполне можно проводить чемпионаты мира. Шестерка «болельщиков» мрачно рассматривала татуированное тело Волка. Они уже наверняка навели о нем справки. И соответственно подготовились. Наверное, сценарий боя расписан: Пастух должен нокаутировать его, а очнется он уже в мутной донской воде со связанными за спиной руками и грузом на ногах.
Перчатки соперников коротко соприкоснулись в приветствии и взметнулись на уровень боевой позиции. Рефери не было. Волк наконец вспомнил, на что это похоже: давний спарринг в секции Рывкина. Пастухов против Борисова по кличке Зуб. Тогда не было такого шикарного ринга и импортного снаряжения, но так же пахло неопределенной угрозой, которая вылилась в попытку убийства. Правда, сейчас в зале не было стойкого мальчика, готового до конца противиться убийству, не было Семена Григорьевича Рывкина, умеющего коротким ударом пресечь драку, не было атмосферы добра и справедливости, в которой черным планам трудно осуществиться.
Пастух пошел в атаку. Он всегда прижимал подбородок к груди, ослепляя противника блестящей лысиной, но сейчас лысина скрывалась под шлемом. Волк ударил левой в лицо, правой в солнечное, выполнив свою излюбленную «двойку», которой его Пастух же и научил. Первый удар партнер отвел, второй попал в цель и сразу сбил дыхание.
Теперь атаковал Пастух, удары сыпались один за другим, но Волк жил в другом ритме, он ощущал происходящее, как в замедленном кино, и легко отпрыгивал, подныривал, закрывался. Он мог мгновенно прекратить бой – одним ударом… Он мог даже убить спарринг-партнера, несмотря на шлем и перчатки. Потому что он был боевой машиной, а Пастух – всего-навсего обычным бандюганом с боксерским прошлым.
Убивать противника Волк не стал. Провел два прямых в голову, поймал на крюк в челюсть, несколько раз пушечно ударил в корпус. Стало очевидно, что нокаутировать синего не получится. Пастух поднял руки и выплюнул капу на пол.
– Все! Я вижу, ты эти годы тренировался всерьез!
– Точно, – не стал его разочаровывать Волк. – Я все делаю всерьез. И не допускаю, чтобы кто-то решал, что со мной делать.
– Это как? – насторожился Пастух.
– У меня на службе есть сейф. В нем письмо в конверте. Сейф вскроют, если со мной что-то случится. Это называется страховка.
Пастух снял шлем. На лице отражалась напряженная работа мысли. Наконец он засмеялся:
– Так вот ты что подумал? Что я хочу замочить тебя прямо на ринге? А в перчатке у меня спрятан ядовитый шип?
Волк засмеялся в ответ:
– Ну, не совсем так. Но что-то в этом роде.
– Ерунда! – Пастух махнул рукой, и бойцы разжали кольцо вокруг ринга.
В прекрасно оборудованной душевой они вымылись, потом в раздевалке, развалившись в кожаных креслах, пили пиво.
– Мне звонил Холеный, – неожиданно сообщил Пастух. – Хотел повесить на меня и деньги, и груз. Но с грузом потом прояснилось, все знают, что его забрали менты. И с чьей подачи – тоже знают. Холеный сказал, чтобы я убрал тебя.
«Они в сговоре, гниды», – сказал кот. Он долго не разговаривал, и Волк обрадовался, будто ощутил поддержку надежного друга.
– Я отказался…
«Врет. Сегодня позвонит и скажет, что ничего не вышло», – прокомментировал кот.
– Теперь он наверняка вызовет тебя к себе. Манера у него такая – справедливый разбор, чтоб всем было понятно. Сделаешь, что обещал?
– Конечно, – кивнул Расписной. – Я всегда держу слово.
* * *
Вечером в квартире прозвонил телефон. Не ожидая ничего хорошего, Владимир поднял трубку.
– Здорово, Волчище! – раздался знакомый голос. Голос из давнего далека. – Ты еще не прокис в своем Тиходонске?
– Здорово, Серж! – обрадовался Волк. – Начинаю закисать. А как у тебя дела?
– Отлично! Новая жизнь, новые перспективы. Аж голова кружится. Нам нужен специалист…
– Кому «нам»?
– Не цепляйся к словам. Мне нужен человек для заграничной командировки. Помнишь, мы ездили в такую?
– Ну…
– Только сейчас это связано с хорошей оплатой. Очень хорошей. Нам и не снилось! Что скажешь?
– Можем обсудить…
– Давай приезжай в Москву.
– Приеду, как раз вчера я взял отпуск. Ты не видел Софью?
Наступила пауза. Волк думал, что Серж, как всегда, отопрется.
– Видел. Совершенно случайно, в ресторане…
Сердце Волка заколотилось.
– Тут у меня проблема… Разрешу и сразу выеду.
– Что за проблема? Если хочешь, я пришлю разборную бригаду. Ребята весь Тиходонск на уши поставят!
– Нет, спасибо. Мы сами разрешаем свои проблемы…
– Ну как знаешь… Тогда я тебя жду.
– Да, кстати, как ты узнал мой телефон?
Но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Волк забегал по квартире. Ветер перемен будоражил все его существо, он прямо сейчас готов был мчаться в аэропорт и лететь навстречу яркой и красочной жизни. В которой была Софья… Но оставлять за спиной неразрешенные дела, непонятки, как сказал бы Расписной, было нельзя. Здесь живут отец с матерью. Тогда стрелки могут перевести на них…
