– У нас зона не блатная, а политическая, – по-прежнему с интересом разглядывал его дядя Иоганн.
– И что? Все то же самое. У каждого свое дело, у каждого свой срок. Каждый химичит что-то по мелочи, я еще во всех ваших примочках не разобрался. И наверняка есть свои «утки», они об этой мелочовке постукивают. Но мне-то что у вас выпытывать? Может, вы государственный переворот готовите и у вас в армии все схвачено? Может, у вас тут радиостанция спрятана и вы с ЦРУ связь держите? Тогда понятно – серьезный стукач нужен. А если ничего этого нет? Тогда зачем?
– Гм, да… – Коныхин потер подбородок. – Действительно так.
– Пожалуй, – кивнул Парцвания.
– Он на сто процентов прав! – рассмеялся Волосюк.
– Не знаю. Оно вроде и так правильно, и этак. Как посмотреть, – медленно произнес Эйно. Он держал свою кепочку в руках и с растрепанными соломенного цвета волосами походил на крестьянина.
– Болтать все горазды, – буркнул Азаров, непонятно что имея в виду.
Снова наступила пауза. Окончательный итог должен был подвести Фогель. Но он молчал. Напряжение нарастало.
– Заговоров у нас тут нет, это верно, – иронично улыбаясь, сказал дядя Иоганн. – И рация нигде не спрятана. Поэтому то, что сказал Вольф, вполне логично.
Обстановка разрядилась. Только сейчас Волк почувствовал, как напряжены нервы и насколько окаменели мышцы. Он незаметно перевел дух и расслабился.
– Но я часто встречался с совершенно нелогичными действиями властей, —г тем же тоном продолжил Иоганн. – Нередко их логика как раз и состоит в отсутствии всякой логики. Поэтому этот довод меня не убедил.
Атмосфера вновь стала сгущаться. По спине Волка потекли струйки холодного пота.
– Зачем наш друг скупал паспорта? – Фогель перестал улыбаться. – Объяснить это можно по-разному. Он сам дал одно, вполне правдоподобное объяснение. Но существуют и другие. Если послушать Хмурого, его объяснение, несомненно, будет другим. Не так ли?
Хмурый оживленно закивал. Он торжествовал.
– То же касается пистолета. И у татуировок есть две правды. Похоже, они наносились много лет. Но есть непохожие похожести. Если власть сильно захочет, она может сделать все очень быстро. И очень правдоподобно. Поэтому и татуировки меня не убедили.
Эйно надел и тщательно поправил черную кепку. Теперь он вновь стал похож на эсэсовца. Парцвания сжал кулаки, почернел лицом Коныхин. Хмурый с угрожающим видом подошел ближе. Волк снова напрягся и изготовился к бою. Интересно, есть ли у них оружие? Хмурый в любом случае умрет первым, затем тот, кто окажется быстрее других. Наглядные примеры такого рода очень убедительны и мгновенно охладят пыл остальных. Но ненадолго. За время замешательства надо успеть выбежать из отряда и добежать до вахты. Вряд ли получится – слишком далеко. Лучше выброситься на запретку: по существующим инструкциям часовой пропускает убегающего и стреляет по преследователям. Это более реальный вариант.
– Да, я могу предположить, что Вольфа покрыли татуировками, чтобы он вошел к нам в доверие, – продолжал сторонник немецкой автономии. – Но много лет назад, когда Вольдемар был маленьким мальчиком, а я находился в гостях у его отца, в дом пришел милиционер и изъял самодельный пистолет. При этом он сказал, что Вольдемар дружит с преступниками, настоящими бандитами. Я не могу предположить, что это была уловка властей…
«А ведь была! – отстраненно подумал Вольф. – Иезуитская уловка, о которой, если бы не случай, мы бы никогда не узнали…»
– …и это был первый шаг Вольдемара по пути, который вполне логично привел его сюда. Вот в эту логику я вполне верю.
Парцвания разжал кулаки и хрустнул пальцами, Эйно снял кепку и без особого успеха пригладил редкие волосы, Хмурый будто невзначай сделал шаг назад.
– И еще, – Иоганн снова улыбнулся. – Если бы Вольф был тем, за кого его принял Хмурый, то он всячески бы пытался войти в доверие. А он не стал выдавать себя за противника режима и дал понять, что ему вообще наплевать на политическую борьбу. Поэтому я ему полностью доверяю.
Иоганн замолчал и обвел соратников внимательным взглядом.
– У кого есть другое мнение?
Наступила тишина.
– У тебя, Шалва? – требовательно спросил Фогель. Парцвания покачал головой.
– У тебя, Виктор?
– Нет, – поколебавшись, ответил Азаров.
– Да все ты верно расписал! – восторженно улыбаясь, сказал Волосюк. – Вот голова у человека! Нам до него – как до неба!
– Убедительно, – кивнул Коныхин.
– Согласен, – не очень убежденно произнес Вялло.
– Тогда все сомнения сняты, – подвел итог Фогель. – Обвинения Хмурого не подтвердились. Он будет наказан. А теперь спать.
* * *
На следующий день в распиловочном цехе плохо закрепленная доска, соскользнув со штабеля, сломала Хмурому ключицу, руку в двух местах и расплющила ступню. Если это было обещанное наказание, то прекрасно организованное, если совпадение – то очень удачное. Как бы то ни было, вора увезли на больничку и у Вольфа отпала необходимость следить за подходящими сзади. Впрочем, в этот же день он обзавелся новыми врагами.
После вечерней проверки Парцвания и Якушев заспорили о правах и свободах.
– Нет, ты скажи, почему нельзя «Новый мир» выписывать? – с кавказским темпераментом кричал Шалва. – Я не говорю про другие журналы, про «Америку», например. Но ведь «Новый мир» – наш, советский журнал, там ни порнографии, ничего такого. На воле его свободно выписывают, продают в киосках. Почему мне запрещено?
– Потому что там Солженицына печатали, – объяснил Якушев. – Вдруг еще что-такое тиснут. А мы здесь прочтем…
– Солженицына по команде Хрущева напечатали. Ему даже хотели Ленинскую премию дать!
– Хрущеву? – еще сильнее вытаращился Якушев.
– Да нет! – Парцвания с досадой махнул рукой. – Хрущев Солженицыну хотел Ленинскую премию дать. Так почему нельзя? Журнал «Коммунист» – можно, «Политическое самообразование» – можно, «Огонек» – можно. А «Новый мир» нельзя! Это же не иностранный журнал!
– А иностранные разрешают, – сказал Якушев. – Вон Матрасов «Корею» выписал. Читает и хохочет – смешней «Крокодила»…
Со стороны умывальной послышались звуки ударов, возня, потом раздался жалобный крик. Узнав голос Шнитмана, Волк в три прыжка оказался на месте. Бледный как мел Яков Семенович сидел на полу, прислонившись к нарам, и зажимал рукой нос, из которого лилась кровь. Другой рукой он машинально отряхивал перепачканную рубаху, так что брызги летели во все стороны. Он был близок к потере сознания, но порывался подняться и, захлебываясь, бормотал:
– Меня никто никогда не бил… Ты за это ответишь, гнида… Я тебя достану…
Андрей Головко, вытирая запачканную кровью руку, пнул его ногой в бок.
