– Перестань! – Софья гортанно рассмеялась. – Ты такой придумщик… А расскажи-ка, что это у тебя на пальцах? Ты ведь обещал!
– Обещал? Когда?
– Ну там, в Кремле. Кстати, зачем ты так ударил Николая Павловича? Ты прямо зверь!
В ее голосе не было осуждения, скорей восхищение. Вольф встал.
– Можно, я приму душ?
Когда он встал под упругие теплые струи и стал намыливаться, молчавшие до сих пор картинки загалдели.
«Чего это он во всей сбруе на бабу полез, – недовольно протянул черт. – Так я об нее и не потерся…»
«Тебе одно на уме!» – обиделась русалка.
«Ща потремся, обкончаемся», – размечталась женщина на кресте, и даже голос у нее был не такой грубый, как обычно.
«Аж пять раз! – саркастически сказал пират. – Баба нас как увидит, так и опять бечь кинется!»
«Не болтай под руку, – предостерег его кот. – Может, обойдется».
Вольф подумал, что ситуация повторяется. Точно так же он мылся в квартире Лауры, а потом разразился скандал.
Но на Софью татуированное тело Вольфа оказало прямо противоположное воздействие.
– Ух, ты! Что это? – Зеленые зрачки расширились, пальчик с острым ноготком обвел глаза под ключицами, поцарапал черта, потом русалку… Точно так царапала его кожу Александра Сергеевна. Ее тоже возбуждали татуировки.
– Это татуировки.
– Иголкой кололи? Наверное, больно? А зачем?
– Для дела. Я ведь все это время сидел в тюрьме.
Софья рассмеялась:
– В тюрьме? И за это тебя пригласили в Кремль и наградили орденом!
– Именно так.
– Интересно…
– Не очень. Там нет кислорода и такая влажность, что трудно зажечь спичку. Зэки стоят в очередь к двери, чтобы лечь на пол и сквозь щель подышать воздухом из коридора. А ночью могут удавить или вогнать гвоздь в ухо.
– Ужасно… Это все ужасно… Бедный Волчик…
Все больнее царапая кожу, наманикюренный ноготь принялся обводить распятую на кресте женщину, потом рука скользнула ниже.
– У меня никогда не было татуированного мужчины. Это так заводит… Ты похож на зверя… Да-да, не спорь…
Проснулись они около полудня.
– Что-то у меня язык болит. Порезала, что ли… Но чем? Посмотри!
Софья высунула розовый язычок, он действительно был поцарапан.
«Ну, ты и мудила! – выругал кот пирата. – Баба так старалась, нас всех облизывала, а ты не мог финку убрать!»
– Я ему эту финку… – в сердцах сказал Вольф.
– Что?! – удивилась Софья.
– Сейчас я тебя полечу! – Вольф приблизился к ее лицу.
– Времени нет. Надо бежать домой.
– А что ты скажешь мужу?
Она округлила глаза.
– Правду, конечно. Что ты увез меня на другой конец Москвы, я убежала, кругом ночь, пришлось ночевать у подруги.
– Что ж, очень правдоподобно!
Вольф приник к сочному яркому рту. Софья пыталась освободиться, но больше для вида.
Потом он смотрел, как она одевается. Привычно втиснулась в трусики, аккуратно натянула колготки, разгладила каждую складочку, удовлетворенно осмотрела обтянутые блестящим нейлоном ноги и сунула их в сапоги, вжикнула «молниями». Одетая снизу и голая от пояса, она прошлась по комнате, улыбнулась застывшему, как статуя, Вольфу.
– Вам, мужчинам, тяжело приходится! Тебя вот искололи всего, а Шарову пол-ягодицы каким-то взрывом оторвало. Во-о-от такой шрамище, как звезда!
Она соединила большой палец с указательным и сквозь получившееся колечко, как сквозь монокль, посмотрела на татуированную статую. Красные ногти отливали перламутром.
– Откуда ты знаешь?! – Волк подскочил к полуголой женщине и в последнюю секунду сдержался, чтобы не закатить ей пощечину. – Откуда, отвечай!
Софья выпятила губку.
– Да что тут странного… В пустыне мужики часто ходили в одних плавках. Да и без плавок тоже…
Вольф два года прослужил в пустыне, но не видел мужиков, расхаживающих в голом виде по военному городку. И шрам на заднице Шарова не видел, хотя не раз бывал с ним в боевых командировках. Но порыв злости прошел, осталась только ревность. Бить Софью уже не хотелось. Хотелось убедиться во вздорности своих подозрений. Он погладил белую грудь, взялся за крупные розовые соски.
– Скажи честно, где ты рассматривала жопу Шарова?
– Нигде. Если честно, мне Надя рассказывала…
Софья подалась навстречу, сильнее прижимаясь к его ладоням.
– Какая Надя?
– Библиотекарша. Помнишь, у нас в школе, в пустыне?
Она возбуждалась, и голос становился напряженным.
– А она откуда знает?
– Ну, знает, наверное… – Софья облизнула пересохшие губы.
– Откуда?!
– Вот ты ее и спроси… А я тут ни при чем…
Софья прикрыла глаза. Веки у нее трепетали, соски затвердели. Он продолжал ласкать нежную грудь и покручивал розовые кнопки то вправо, то влево, словно ручки настройки рации в поисках какой-то очень важной волны.
– Я тебя спрашиваю! Не строй из себя гимназистку! Помнишь тропу разведчика? Тогда, ночью, когда мы только вернулись из командировки? Помнишь, как мы с Сержем тебя с двух сторон обработали?
Зеленые глаза недоуменно распахнулись.
– Ты что, Володя? Какая тропа разведчика? Когда рота вернулась, меня вообще не было в пустыне, я уезжала к маме!
– А домик на детской площадке? Избушка на курьих ножках? Помнишь, что ты там с Сержем делала?
– Не говори ерунды…
Глаза снова закрылись, Софья облизала губы:
– Какая избушка, какой Серж… Я тебя хочу…
Женское начало в Софье брало верх над всем остальным. Она умела подчиняться мужчине, и это умение оказывалось важней всего. Не то чтобы Волк ей поверил, просто мучившие его сомнения мгновенно улетучились, их уже не надо было взвешивать и анализировать, они стали неважны. По крайней мере, сейчас.
– То-то же… Давай, быстро становись на колени!
Она мгновенно выполнила команду, круглые светящиеся коленки стукнулись о потертый линолеум, влажные губы призывно раскрылись… Все началось заново: вначале Волк довольствовался обнаженной частью Софьи, потом, рыча, сорвал сапоги, колготки и трусики… Все началось заново.
День подходил к концу, когда Софья наконец оделась полностью и принялась застегивать шубу.
– Я тебя провожу, – сказал Вольф.
– Не надо, я возьму такси.
– Это тебе. Небольшой сувенир…
