Она снова зажмурилась. Приподнявшись на руках, Волк жадно рассматривал бледное мраморное лицо, прекрасное, как у античной статуи. Только губы выделялись кроваво-алым пятном. Он опустил голову и сильно поцеловал, так что их зубы соприкоснулись. Волк ощутил привкус крови.
– А ты не боялась?
– Боялась… От этого было еще острей… Давай, давай, ой, ой, о-о-й!
Острые зубки вцепились Волку в ухо, острые ногти разодрали спину. Но он ничего не чувствовал, все ощущения сосредоточились сейчас в одном месте, где набухал огненный шар ограниченного пока наслаждения.
– Видишь, какая ты сука!
– Да, да, я сука, сука! Давай, делай меня!
Софья обхватила его ногами и сильно сжала, будто хотела раздавить. Сильные движения таза подбрасывали Волка, словно он во весь опор скакал на лошади.
– Скажи, что мне делать!
– …меня…
– Громче!
– …меня!
Ограничения лопнули, и шар прорвался. Волк зарычал. Софья тоже кричала, будто вышедший в первый рейд салага неправильно пырнул ее ножом.
– Тише, тише, – Волк зажал ей рот и тут же был укушен в ребро ладони. – Тише, я сказал! – Он снова хлестнул ее по лицу, коротко стриженная голова вновь мотнулась по подушке, но теперь в другую сторону.
– Ну что ты делаешь! – возмутилась Софья. – Меня еще никто не бил…
– Врешь!
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Ты просто выпрашиваешь трендюлю. И наверняка получала ее.
Софья засмеялась. Глаза у нее порочно блестели.
– И ты мне поверил?
–Что?
– Неужели ты поверил в то, что я болтала? Это все чушь, выдумки. Элемент секса. Острая приправа. Ты хотел получить ее – и ты ее получил! Отпусти, я пойду мыться! А вообще это здорово: ты такой бешеный, весь татуированный, как уголовник, грубый циничный секс… Мне понравилось. И не было больно, как с Шаровым, ты гораздо нежнее… Некоторые пары имитируют изнасилования, связывают друг друга… Раньше я этого не понимала, а теперь думаю, это интересно…
– Какой Шаров, если ты все придумала?!
– Про него нет. А все остальное – действительно придумала!
Софья вскочила и босиком направилась в ванную.
– А какие это «некоторые пары»? – спросил Вольф в голую спину. – Где ты их видела?
Софья на миг обернулась.
– На видике. У нас есть несколько конфискованных кассет. Там и с бананами и по-всякому…
В ванной зашумел душ. Но Волк еще видел изящное нагое тело, крутой изгиб бедер, мощный белый зад, стройные икры и маленькие ступни… В груди у него горел жгучий напалм любви. Он причинял боль и давал счастье. Если бы из-за Софьи пришлось избить министра обороны маршала Вахрушина или председателя КГБ генерал-полковника Рябинченко, Волк бы сделал это не задумываясь.
* * *
– Факты подтвердились. Он сам признает, что ударил генерала Чучканова, но утверждает, что тот начал первым. Думаю, это не имеет значения…
Председатель сидел за огромным столом и медленно листал тонкую папку материалов служебного расследования, вшитых в красную коленкоровую обложку. Сегодня он был в штатском: темно-синий костюм в чуть заметную полоску, почти белая, едва отливающая голубоватым оттенком сорочка, то ли черный, то ли глубоко-синий галстук. Если бы не дорогая, тщательно подобранная одежда, не огромный кабинет и стол, не почтительная поза стоящего навытяжку генерала Вострецова, генерал-полковник Рябинченко не производил бы впечатления одного из самых могущественных людей страны. Маленький человечек со сморщенным, словно от лимона, лицом.
– Почему вы так думаете? – не поднимая головы, спросил он.
Вострецов на миг осекся.
– Ну как же… Кремлевский дворец, самое главное место нашей родины, святая святых, можно сказать… И вдруг – гусарщина какая-то: шампанское из обуви, драка… Лейтенант избивает генерала… По-моему, этого достаточно…
– М… да… Пожалуй… Хотя… Как посмотреть… Лейтенант – наш герой, участник ряда специальных операций, связанных с риском для жизни и имеющих исключительное политическое значение, – Рябинченко говорил очень тихо, продолжая листать красное досье.
Вострецов с трудом разбирал слова, больше по тону понимая смысл произносимого.
– Он личный знакомый товарища Грибачева. Сергей Михайлович очень высокого мнения об этом бойце, ставит его в пример всем. В том числе и мне с Бахрушиным. Значит, мы должны им гордиться и поддерживать его в трудную минуту…
Вострецов молчал. Вольфу всегда везло. Справка в личном деле о знакомстве с Грибачевым была для него палочкой-выручалочкой в любых ситуациях. Неужели и сейчас поможет?
–Но…
– Вы знаете, что портреты лейтенанта Волкова висят во всех казармах Советского Союза, от Кушки до Сахалина?
– Нет, этого я не знал, – потупился Вострецов. – Это меняет дело…
Рябинченко закрыл досье, задумчиво барабаня пальцами по красной обложке.
– Может, меняет, а может, и нет… Ведь герой обязан вести себя соответственно тому доверию, которое ему оказали!
– Так точно, – приободрился начальник контрразведки.
– И если он не оправдал доверия, то виноват не только он. Где командиры? Где воспитательная работа? Кто-то должен ответить за то, что герой превратился в обыкновенного хулигана?
Вострецов снова опустил глаза. Председатель, напротив, рассматривал его в упор.
– Вы готовы понести ответственность за промахи и недостатки в политико-воспитательной работе с подчиненными?
– Но… Непосредственную работу с Волковым осуществлял подполковник Петрунов…
Рябинченко сморщился еще сильнее, и начальник контрразведки понял, что допустил ошибку.
– Конечно, я не снимаю с себя вины, так как отвечаю за все происходящее в Управлении…
– Вот и хорошо. Если наказывать лейтенанта, значит, надо наказывать и вас.
Вострецов скорбно кивнул. Дело поворачивалось таким образом, что он бы не удивился, если бы наказали не Волкова, а его самого.
– Но если генерал Чучканов ударил его первым, то за что наказывать Волкова? Он совершенно правильно говорит, что привык отвечать ударом на удар, мы сами его этому научили! Тогда в чем же он виноват?
Вострецов молчал. Председатель сам колебался, затрудняясь в выборе решения. Как бы не ошибиться с советом…
– Но нельзя забывать про партийную принципиальность, – продолжил Рябинченко. – Строгая оценка действий каждого коммуниста является нашим святым долгом. Без оглядки на лица и прочие заслуги…
– Волков беспартийный, товарищ генерал-полковник, – вставил вконец сбитый с толку Вострецов.
– Как так?! – Рябинченко вскинул брови. – Как он мог беспартийным попасть к нам на службу?!
