– Понято, – прежним будничным тоном сказал дежурный. Смены собеседника он не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
* * *
– А чего было мудрить? – Выпятив нижнюю челюсть, Сергеев глубоко затянулся «Примой». – Дал бы ему два патрона – и все дела!
– Да я бы дал, – Круглов длинно сплюнул. – Только про него ведь говорят, что комитетский… А за неучтенные боеприпасы можно сразу на нары загреметь! Хотя, по-моему, мужик нормальный. Правда, на дисциплине повернутый да на бдительности. Учил быстро пистолет доставать. Я ему все говорю: не на войне ведь!
– Нормальный… Дыма без огня не бывает, – мрачно сказал сержант Ивонин – старший ПМГ-6. – Только появился, сразу прессовать стал. Не нравится мне все это.
Экипажи взвода патрульно-постовой службы курили во дворе райотдела, дожидаясь начала спортивной подготовки. В глубине ощетинился колючей проволокой глухой забор изолятора временного содержания, справа стояла небольшая очередь в вещевой склад: там шла летняя выдача формы.
– И мне не нравится, – Круглов выбросил окурок в железную банку. – Раньше была жизнь как жизнь, а теперь каждый день замполит вызывает и выпытывает: как там Волков? Что сказал да что сделал? И весь маршрут под увеличительным стеклом! И сам он требует, чтоб все, как положено.
– Ничего, перемелется, – скривив губы, процедил Сергеев. – Молокососу деваться некуда – станет играть по нашим правилам…
До сих пор правила устанавливал Сергеев. Он был самым старшим во взводе – тридцать два года и пользовался непререкаемым авторитетом.
– А правда, что у него фамилия другая? – неожиданно спросил напарник Сергеева, низкорослый крепыш Долин. – Вроде настоящая засекречена…
– Болтают, наверное, – отмахнулся старший сержант Шатов, командир восьмой машины. – Он на меня тоже наезжал. За то, что девчат посадил.
– Чего там «болтают»! – прервал его старший ПМГ-5 Волосов. – Он живет рядом со мной. Отец – Генрих Вольф, немец. Работал в горкоммунхозе, сейчас в исполком перешел. Так что настоящая фамилия у него и есть Вольф! Окончил военное училище, служил в армии, потом что-то не сладилось – перешел к нам.
– А наколки тоже из армии? – спросил Огородников, водитель ПМГ-8. – Нет, это зэковская роспись! Я пять лет проработал в конвойном взводе, насмотрелся. Настоящий Расписной…
– Точно, Расписной! Говорят, он был уголовником, отсидел в тюрьме почти десять лет, – понизил голос Ивонин. – А потом выполнил какое-то особое задание, которое контролировали с самого верха. И вот… Судимости сняли, наградили, взяли к нам…
– Такое разве бывает? – усомнился Круглов.
– Когда секретные дела, всяко бывает, – уверенно сказал Ивонин.
– Чушь все это, – сказал всезнающий Волосов. – Участкового Пронькина знаете? Он свояк с Веселовым из отдела кадров. Так вот, Веселое рассказывал, что наш командир ни в какой тюрьме не сидел. Награды у него за войну. И еще…
– За какую войну? – перебил Сергеев, который воевал в Афганистане и очень ревностно относился к конкурентам. – Если бы он побывал «за речкой», мы бы с ним давно нашли общий язык…
– И еще! – повысил голос Волосов. – Он лично знаком в Грибачевым.
Наступила тишина.
–Что?
– Чего?
– С кем?
– С Грибачевым. Генеральным секретарем ЦК КПСС. И может звонить ему в любое время. Только не ночью.
– Ты чего такое болтаешь, Леха?
– Не хотите – не верьте. Я никого убеждать не собираюсь.
– Идет! – крикнул Долин.
Из здания райотдела вышел Волков и быстрым упругим шагом направился к курящим. Большинство поднялись, некоторые принялись лениво оправлять форму. Сергеев продолжал сидеть. Три пуговицы рубашки были расстегнуты, но он не пытался устранить нарушение.
Командир подошел вплотную и с полувзгляда оценил обстановку. Он и так был «на взводе», откровенное разгильдяйство подчиненных настроения не улучшило.
– По машинам! – резко скомандовал Волк. – Все на Левый берег, к Голубому озеру. Там и проведем спортподготовку.
– Чего так далеко забираться, командир? – лениво спросил Сергеев. – Стадион рядом, посидим на травке, в журнале запись сделаем – и все дела!
– К Голубому озеру! – жестко повторил Волк. – Шатов, заедешь в поликлинику, возьмешь врача, я договорился.
Патрульные переглянулись.
– Врача-то зачем?
– На случай травм. Так положено!
– Да у нас отродясь на спортподготовке травм не было, – сказал Шатов.
– Сегодня будут! – отрезал командир взвода.
* * *
Голубое озеро пряталось между лесополосами, со стороны Южного шоссе грунтовка выводила на дикий пляж, противоположный берег зарос камышом, и людей здесь никогда не было. Поставленные кругом желто-синие машины смотрели тусклыми исцарапанными стеклами фар на выстроенных в центре милиционеров.
Волк медленно шел перед строем.
– Подтяни живот, Долин!
– Шатов, как ноги стоят!
– Сергеев, застегнуться!
– Так ведь жарко, командир! – огрызнулся Сергеев. – А мы не на войне. И уже не по первому году работаем, вроде научились… Чего вдруг нас переучивать?
Волк вынул из-под форменной рубашки фотографию.
– Научились, говоришь? – зловеще спросил он. – Вот, посмотрите, чему вы научились!
Он поднес карточку к лицу Сергеева, потом Ивонина, потом Волосова… Патрульные с недоумением рассматривали обычный обзорный снимок места происшествия: лежащий на спине мужчина в белой тенниске с черными пятнами на груди и животе. Таких картин каждый повидал в изобилии. Никто не понимал, чем их хочет удивить новый командир. Только Круглое вздрогнул и отшатнулся.
– Узнал?!
– Это тот… вчерашний?
Волк молча спрятал снимок в нагрудный карман.
– Этот труп на совести всех вас! Сергеев с Долиным самовольно покинули маршрут и не оказали своевременную помощь человеку, пострадавшему от грабителей! Остальные экипажи не выполнили приказ и не принялись за поиски ПМГ-4, в результате маршрут оставался оголенным длительное время! И, наконец, Круглов оставил потерпевшего в безлюдном месте, очевидно, он снова встретился с преступниками и они его убили!
– А вы, командир, ни в чем не виноваты? – с издевкой спросил Сергеев.
У Волка заиграли желваки.
– Виноват. Я не пресек нарушений, в результате чего стало возможным все, что случилось.
– Тогда мы все одинаково плохие. Какой смысл выяснять, кто хуже? Тем более в городе через день кого-то убивают. При чем здесь мы?
– Нет, приятель, не все одинаковые. Хуже тот, кто ничего не понял и не сделал никаких выводов. Я, например, сделал.
