– Рядом с головой, рядом прошла, в сантиметре… Нет, ближе, кожу обожгло…
Сержант был бледен и заикался. Руки дрожали, автомат ; ходил ходуном.
– А чего не стрелял?!
– За малым мозги не вышибло… За малым… Нет, просто , Бог сохранил…
Медленно открыв простреленную дверь, Марин с трудом вылез наружу.
– Ни фига себе! – Он отряхивал бронежилет, будто стряхивал капли воды. Но никаких капель на зеленой ткани не было: только три круглых отверстия на уровне легких. Но, судя по всему, титановые пластины не пробило.
– А ты чего не стрелял?!
Волку хотелось избить обоих. В специальной разведке с ними так бы и поступили.
– Достать не мог… Из чего стрелять-то? Пистолет под пиджаком, а сверху эта фигня… Не долезешь… Ну и фигня…
– А этот, зэк, живой? – Волк обошел машину, заглянул в зарешеченное стекло. Он обратил внимание, что в заднюю часть кузова попало больше всего пуль. Но задержанный был цел. Скрючившись, он сидел на полу, жадно хватая ртом воздух. Из-под двери просачивалась желтая жидкость.
– Обоссался, бандюга? Как людей убивать, так ничего, а когда тебя захотели
– в штаны?!
Вокруг машины собирались любопытные.
– Все живы-здоровы! – подвел итог Волк. – Круглов, чего ждем? Молоток есть? Отцепляйся от этой таратайки и вперед! Мотор вроде целый?
– Надо наших вызвать… А пока место охранять…
– Так вызывай! Могли бы и сами приехать, не каждый день тут такая стрельба!
– Да, точно, нельзя уезжать… – поддержал сержанта Марин. – Надо группу ждать…
– Умники, вашу мать! – выругался Волк. – Прозрели!
Он нервно прошелся взад-вперед, отогнал напирающую толпу зевак, чтобы скоротать время, осмотрел машину. Двадцать шесть попаданий – восемь в переднюю часть, восемнадцать – в заднюю. Похоже, что основной мишенью был обоссавшийся арестант. Стреляли из нескольких видов оружия – бронзовые пули небольшого калибра частично застряли в обшивке, зато стальные шарики пробивали борт насквозь и сейчас катались по салону. Похоже, что «Призраки» действительно вооружены самоделками.
– Ни фига себе! – Марин выковырял такой же шарик из своего жилета. – От подшипника! Миллиметров девять, не меньше! У меня аж ребра прогнулись…
Волк презрительно усмехнулся. В Борсхане пуля из ППШ угодила ему в пластину, закрывающую сердце.
– Не гони волну! В детстве я такими шариками из поджига стрелял!
Послышался вой сирен. Подпрыгивая на брусчатке, к месту происшествия неслись шестая и восьмая машины. За ними ехал микроавтобус опергруппы.
Арестованный все-таки попал в СИЗО. Только «простая» доставка продлилась четыре часа.
* * *
– Если бы не Волков, нас всех бы побили!
– Да не в нем дело, просто у них автомат заело!
– Автомат… Его передернуть можно. А когда он вылетел, как на крыльях, да стал мочить… Я такого никогда не видел… У них очко тоже не железное, бросили волыну и сорвались…
– Просто повезло, вот и все…
– А ты там был?! Вот то-то! Тогда не болтай!
В дворовой курилке напротив ИВС Круглов спорил с Сергеевым, взвод внимательно слушал. Обычно тон задавал старший ПМГ-4, но сейчас выходило по-другому.
– Можешь у Марина спросить: если бы не бронежилет, ему бы кранты! А он не хотел надевать, его командир заставил! Так кому повезло?!
Сергеев раздраженно бросил окурок на землю.
– А почему он вообще бронежилеты взял? Ты когда-нибудь эту железяку надевал? Или кто-нибудь в ней выезжал на маршрут? Интересно получается: взял защиту, а тут как нарочно, нападение! Вот он и вышел в герои!
– Так что, выходит, он знал, что нападут? – вмешался Шатов. – Ты это хочешь сказать? Сергеев достал новую сигарету.
– Знал, не знал… Ничего я не хочу сказать! Откуда у него такая роспись? Если он и правда из блатных, а потом к нам перекинулся, то всякое может быть…
– Херню ты несешь! – сказал Ивонин и встал. – Противно слушать.
– Точно, – поднялся следом Волосов. – Идем лучше в машинах подождем.
Взвод направился к машинам. Сергеев остался с напарником, но по виду Долинского чувствовалось, что он тоже не прочь уйти.
– Раскудахтались, – сказал Сергеев. – Я пошутил, неясно, что ли?
На скулах у сержанта играли желваки. Его авторитет во взводе опустился до нулевой отметки.
* * *
Тиходонск жил обычной вечерней жизнью. Были совершены две нераскрытые квартирные кражи, задержаны два хулигана и один грабитель. По традиции пьяных патрульные не забирали, а вызывали спецмашину медвытрезвителя.
– Скала, я Двенадцатый, иду вниз по Богатому спуску, все спокойно, – доложился Волков.
– Ну чего, теперь вас небось наградят? – поинтересовался Круглов.
– Премию выписали, шестьдесят рублей, – нехотя ответил Волков. – Да Барин обещал внеочередное звание. Вроде и представление подписал.
– Негусто, – вслух рассуждал Круглов. – Если бы Барин или Уварин в той переделке побывали, тогда и ордена бы не пожалели…
– Мне своих орденов хватает, – буркнул старлей.
– Скала Двенадцатому, – прохрипела рация. – Придонская, восемь, бытовое, с ножом. Квартира три, Ветлугин. Вы ближе всех.
– Поехали, – ответил Волков, и через минуту Круглов свернул в немощенный проулок.
Почти все дома на Богатяновке строились еще до революции и, очевидно, из ненависти к царскому режиму советской властью не ремонтировались. Нравы здесь были простыми: мужики в сатиновых семейных трусах или выношенном до дыр трико курили возле покосившихся развалюх, лениво разговаривали, настороженно вглядываясь в крадущуюся милицейскую машину. Обилие татуировок и характерных поз «на корточках» выдавало специфический жизненный опыт. Почти все были пьяными.
Восьмой дом оказался треснувшей по фасаду кирпичной двухэтажкой, парадное щерилось выпадающими кирпичами, как рот неимущего ветерана труда расшатанными зубами, сизая от времени, но еще крепкая дверь была наглухо заколочена. Наверху нелепо торчал вверх ногами домовой фонарь со смытыми дождями неразличимыми буквами. Когда-то околоточный полицейский, а потом участковый рабоче-крестьянской милиции штрафовал домовладельца, если в нем не горела лампочка или нельзя было разобрать название улицы.
– Пошли со двора, – предложил Круглов.
В длинной темной подворотне они разобрали несущиеся из двора крики. Волк побежал, подсвечивая себе мощным аккумуляторным фонарем. Круглов бежал рядом.
Маленький квадратный дворик, железные лестницы вдоль стены, сохнущее на веревке белье…
Пьяный мужик, громко матерясь, колотил в дверь.
