Я представила себе это. Как пилоты дрожащими руками выстукивают разрешение стыковки. Как из шаттла появляется мастер. И шагает сквозь разъярённую стаю, сосредоточенный и безмятежный. Море смерти расступается перед ним.
Мастер.
Умиротворение силы.
Величественная картина. Но совершенно неправдоподобная. Сверхъестественные способности мастеров заключаются всего лишь в умении разговаривать — и уговаривать. Уговорить полубезумных от гнева и страдания нукт вряд ли возможно. Даже модифицированных, лояльных к человеку боевых. А уж тем более — диких. Я думаю, если история и имела место, то в первом варианте. Хотя не исключено, что всё это просто выдумка.
— Он их успокоил и обратно в клетки загнал. Велел больше газ не пускать, — говорил Макс. — Пилотов на почву отправил, смену вызвал. Ну и всё. Полетели родимые дальше к Ррит Наирге.
Макс перевёл дух и довёл до моего сведения эпилог истории.
— А команде впендюрили по первое число за утрату груза. И из зарплаты удержали.
Вот это похоже на правду.
Три недели пути прошли скучно и мирно. Ксенолог играл со вторым пилотом в шахматы. Вася просто любил шахматы, а Бен утверждал, что его бедным мозгам необходима терапия земной логикой. После совмещения должностей врача и консультанта в посольстве ему полагалось два года оплачиваемого отпуска, но не дали отгулять даже четырёх месяцев. Ещё он утверждал, что на треть русский. Это когда они с Васей над шахматами упились в лёжку. Впрочем, Макс, который русским не был ни на какую часть, тоже упился. Эндрис попросил меня выйти, закрыл дверь и что-то с ними сделал. Наутро опухший Макс злобно рявкал, что всю жизнь пьёт под автопилотом, и ничего ещё не случилось. Вася был спокоен и непохмелен. Сказывалась порода. Бен спал до вечера, а потом радостно объявил, что логика почти восстановилась, за что спасибо родине самогона, русских и слонов — планете Урал.
Я подолгу спала. Что-то читала, что-то смотрела. У Макса обнаружилась комната с несколькими тренажёрами, он в неё не заходил года два, но я заставила его отпереть. Мы с Эндрисом поддерживали форму.
Несколько раз я пыталась собирать паззл. Как Дитрих.
Некие люди построили базу на Фронтире. Большую. Одной из их целей был собственный питомник боевых нукт. Только одной из многих. Они хорошо и надолго устроились там у себя. Чем занимались — я не знаю. Всё, что я могла рассказать — Экмен собирался убивать людей. Я помню. Именно этим был ценен для него мой Аджи.
Люди построили базу на FGR-99/9. На анкайской Таинриэ — это я узнала от Эндриса. По всему выходит, тоже хотели завести питомник. Они продвинулись дальше, получили самку. С ними расправился Центр без всякой случайной помощи. Интересно, после моего отчёта разгромили фронтирскую базу? Думаю, да.
Это были одни и те же люди? То есть, под одним командованием?
Возможно.
Кто они? Чем они занимались? Чего хотели?
Я не знаю. И Дитрих не знает. Он полагает, что это хорошо организованная и очень богатая группа. Социально альтернативная. И попытки будут ещё. Обладает информацией разве что Центр, но от него ответов не ждут.
Мне плевать на всех социально альтернативных, равно как и на социально адекватных. Я, если хотите знать, вообще антисоциальна, и на этом основании казнена. Но мне заведомо не нравятся люди, на которых работали Хейнрри и Экмен.
И мне не нравится, когда обижают моих любимых драконов.
6
Ветер пронизывал до костей. Биопластиковый контур начал меня греть. Камни, камни, лишайники, кое-где приземистые кусты, что-то вроде причудливо искривлённых деревьев. Тускло-синий, белесо-жёлтый, коричневый, серый. Жёлтое небо, похожее на чьё-то брюхо. На Таинриэ можно дышать, можно жить; холодно потому, что мы сели в зиму средней полосы. Да и местность здесь не самая цветущая, всё-таки нелегальные базы строят на отшибе. Но небо Таинриэ — жёлтое.
И поэтому люди оставили её анкайи.
Он стоял на тряском железном мостике, большой, с виду добрый и простодушный. За ним возвышался белый прямоугольник корпуса со слепыми окнами. Дальше виднелись ещё корпуса. Унылый и страшный пейзаж. Здесь делали смерть. На Таинриэ это почему-то открывалось явственнее, чем на Ррит Кадаре.
— Эй, мужик! — по-русски окликнул Вася. — Где фуфайку брал?
— Дедова, — солидно, тоже по-русски отвечал «мужик». — С дому привёз.
Последняя версия переводчика на моём браслетном компьютере работала отлично. Даже особенности речи сохраняла. Помимо классического SE, на ней стояло четыре диалекта.
— Это грамотно, — одобрил Вася.
«Мужик», на самом деле бывший полковником войск стратегического контингента, поскрёб щетину. Его безобидный вид был такой же насмешливой маской, как тихая задумчивость пилота Васи. Не знаю, как земные русские, а уральские — страшные люди. По сведениям реестра, колония на Урале меньше восьмисот тысяч, но уральские почему-то обнаруживаются буквально везде.
Полковника звали дядя Гена. И никак иначе. Он настаивал. Когда я попыталась назвать его «местер Гена», меня беззлобно подняли на смех. Ещё полковник настаивал на спирту травяные сборы с семи разных планет. По отзывам, чудодейственный эликсир лечил все болезни, исправлял недостатки характера и удивительно поднимал настроение. Даже Эндрис приложился и оценил.
— Андрюша! — сказал дядя Гена, аккурат в момент, когда Эндрис оценил. — Ты когда пойдёшь Горынышну утешать? Ты сюда целебный настой пить прилетел?
Мастер поперхнулся. Я тоже. Хотя пила чай.
Мой браслет высветил: «Gorynyshna, вер. трансформ. Gorynychna, т. е. «дочь Горыныча». Горыныч — хтоническое чудовище славянской мифологии, гигантский рептилоид, обладатель трёх голов. Подробнее см. «Змей Горыныч».
Эндрис сжал пальцами переносицу и поднялся из-за стола. Вид у него был удручённый. У меня, наверное, тоже. Гостеприимство дяди Гены было навязчиво, но мы и впрямь повели себя странно. За три недели порыв к действию утонул в ожидании.
— Янина, — вполголоса попросил Эндрис, — пожалуйста, пойдём вместе.
Дядя Гена скосил на меня глаза и пожевал губы.
Я кивнула. Бедный Эндрис… не привык, должно быть, к уральским настоям.
— Где она? — спросил мастер.
— Раньше в загоне сидела. Тут сопки рядом. Загон сволочи построили — стены в пятиэтажный дом. А я её в третий корпус отвёл. Там большой зал есть. Тепло, и крыша над головой. У неё ж детки.
Зря Эндрис встал. Его качнуло.
Меня, честно скажу, тоже.
— Как?! — выговорил мастер. — Как — отвёл?
Дядя Гена удивился.
— Пришёл посмотреть, чем тут сволочи занимались — обстоятельно поведал он, — смотрю — сидит, съёжилась вся. А живот шаром. Я и говорю: «Чего сидишь, дурёха? Холодно? Ну, пойдём, сведу тебя в тепло». И пошли.
