— Мне нравятся мыслящие люди, — Эмиз смеётся. — Буду рад побеседовать с вами. Идите.
Алентипална берёт из рук подоспевшей медсестры серую сумку с жёсткими боками. Осторожным, плавным движением снимает с плеч главврача белый халат — Стелла только рот успевает открыть — перекидывает через руку.
Трогается с места.
Туки-тук — стучат каблуки: женщина в сером деловом костюме идёт по аллее вдоль скверика, через площадь перед столовой, под сотнями взглядов со всех сторон — в лицо, в спину, со спутников в небесах. В руке у неё маленький чемоданчик, серый, как её костюм, серый, как её глаза.
В чемоданчике — две сотни жизней.
Эмиз встречает её у дверей.
Кайман, наблюдающий за встречей, глухо, злобно шипит: с боков ублюдка защищают колонны крыльца, точно перед собой он держит Алентипалну. Лучше амортизаторов стреляют только корректоры, но этого снять не удастся…
Его лицо — странное, неподвижное, с белесой кожей. Маска из биопластиковой ленты, под которой никакой сканер не прочтёт истинные черты.
Полетаев едва успевает остановить соратника: Этцер невольно рвётся ближе к цели. Отсюда перехватить контроль над чужим биопластиком невозможно, а как неплохо было бы поглядеть на сцену пожирания гнусной рожи её собственной маской…
— Не надо, — ровно говорит Солнце. — Он не один. И там мины.
Эмиз Флорес смотрит Алентипалне в лицо. Его глаза чуть сужаются: под маской улыбка.
И стреляет.
— Успокой сердце, Ми-тян, — говорит Терадзава, показываясь в дверях тясицу. — Ты не совершила никакой ошибки.
Минако-химэ, глядя в сторону, сжимает кимоно у горла.
— Из-за меня тебе пришлось приносить извинения, ото-сан. Я была так себялюбива. Так слаба. — Она пытается взглянуть на отца, но из-за стыда не находит сил, и смотрит лишь на тень Сигэру. Принцесса стоит возле большого валуна с выемкой, похожей на естественную чашу. В ней ещё осталась вода. Зеленеет лишайник, камень слегка поблёскивает, пригоршня дождевой влаги кажется восхитительно холодной. Нестерпимо хочется опустить в неё руку.
Отец улыбается. Минако чувствует это, даже не видя.
— Ми-тян, я наслаждался этой беседой. Поверь мне. Она позабавила меня, я ведь предвидел то, что случится потом. Сейчас мои извинения служат уральцам не слишком большим утешением.
Он подходит ближе и кладёт руку ей на плечо.
Минако закрывает глаза. В её сердце по-прежнему бьётся тревога.
Всё не так, как прежде.
С тех пор, как семейство Терадзава покинуло Дикий Порт и поселилось на Фурусато, течения времени как бы не существовало. Ни отец, ни Ми-тян не старели, благодаря душевному покою и биопластику; всё те же верные и привычные слуги сопровождали их, своей чередой шли развлечения и дела, в деталях сберегался древний уклад. Они жили подобно богам на Равнине Высоких Небес, в безвременье, в вечности.
И вот — отец улыбается, просит её быть спокойной, но сам далеко не так безмятежен, как прежде. Он точно опустел, как опустела сейчас ниша-токонома в чайном домике. В его руках — лист электронной бумаги, ордер на казнь Начальника Дикого Порта. Одна из любимых вещей.
— Старый дурак, — едва слышно, разочарованно цедит отец. — Зачем ты? Это было очень глупо с твоей стороны…
Ему одиноко.
Это похоже на холод. На долгий выдох близящейся зимы.
Уже почти две недели никто не желал местеру Терадзава поскорее сдохнуть.
И никогда более не пожелает.
У него по-прежнему есть враги, но ни один из них не имеет ценности. Не с кем вспомнить былое. Те, кто сейчас правит миром, годятся Сигэру во внуки, а то и в правнуки. Его время, его эпоха — в прошлом.
— Идём, милая, — окликает он, и Минако приоткрывает губы. — Ты готова?
Она невольно смотрит на свой веер.
Пышные перья метут камни дорожки: веер принцессы — единственный предмет, выпадающий из эстетики Фурусато. Громоздкий, с бисером, стразами, лебяжьим пухом, такими обмахивались европейские дамы в восемнадцатом веке. Минако редко берёт его в руки. Есть легенда, что Ифе Никас пела под гитару; говорят, что Алентипална Надеждина вяжет; по слухам, Данг-Сети Ратна смотрит дешёвые сериалы. У Терадзава Минако есть веер, оскорбляющий её чувство прекрасного.
Не так давно она с треском закрыла его, предварительно досчитав до пяти. Через какое-то время выяснится, достигла ли песня цели…
Невзирая на неудачи и упущения, на робость принцессы и осторожность Флореса, на ум и силу противника — подготовлено было всё. Предусмотрительность отца издавна восхищала Минако, внушала глубочайшее уважение к его мудрости, но сейчас он кажется ей поистине божеством. До сих пор она не решалась всерьёз воздействовать на вероятности, опасаясь, что её почувствуют. Столкновение разом с тремя Птицами из семитерранской золотой четвёрки окончилось бы для принцессы большой скорбью.
Теперь это не страшно.
Некоторые вещи неизбежны. Самый сильный корректор не реализует другого сценария, потому что альтернативы просто не существует. Создать такую ситуацию — вот задача для умного стратега.
Откровенно говоря, Минако долго не верила, что отцу это удастся.
Ей бесконечно стыдно из-за того, что она думала по поводу Тихорецкой. Приказа об убийстве девочки отец не отдавал вовсе не из страха перед последней песней. Он знал, что умный, хорошо осведомлённый Флорес не поднимет руки на Чёрную Птицу. Цель похищения была крайне проста: напуганная девчонка оказывалась не в состоянии выполнить единственное, для чего она летела на Терру-без-номера, единственное, для чего она вообще существовала — не в состоянии спеть безопасность и успех будущего визита. Секретность прибытия особистов обернулась их беспомощностью.
Самым слабым местом плана был последний этап. Принцесса полагала, что если уральская правительница разумна, она никогда не пойдёт на такое. В конце концов, синдром Мура слишком часто приводит к смерти больного. Даже если принять гипотезу Флореса, основанную на том, что «уникальные методики» «Ласкового берега» в официальных документах описываются слишком туманно…
«Надеждина кинется на помощь потому, что это дети, — сказал он; лицо гайдзина исказилось, и принцессу посетило смутное удивление: отчего в нём такая ненависть? — Кхин — потому что это дети Седьмой Терры. Ценкович — потому что это сверхполноценники. Их новая раса. Пост-люди».
Но, даже если и так, большая их часть всё равно не доживёт до пятнадцати лет. Стоит ли рисковать?
Теперь Минако почти сочувствует семитерранам. Она не понимает, чем руководствуется Надеждина, но её поступок в любом случае опрометчив и глуп.
Под конец принцессу изумил сам Флорес.
Ре-сан позволил себе сдержанное возмущение, но старый король с улыбкой объяснил, что семья Иноуэ, давние и преданные сотрудники, слишком дороги ему, чтобы подвергать опасности не только их жизни, но и честь. Таким образом, под началом Флореса оказалась разведка Терадзавы, часть боевых отрядов «Независимости» — радикалы, неподконтрольные никому, кроме своих полубезумных вождей — и агенты Особого отдела Минколоний Земли.
