— Гуго, — сухо спрашивает местер Люнеманн, — а почему я должен тебе докладывать?
«Почему ты не сподобился явиться хоть на пять минут раньше? — таится за этой сухостью. — Сколько раз мне повторить, что разговаривать сейчас нельзя? Здесь женщина, посмотри на неё, вспомни, что я не вожу с собой шлюх!»
Но Гуго корсар из корсаров. И закончит как истый корсар — спившись…
— А почему я всегда думаю о твоей выгоде, Рихард? — ярится он. — А тебе на меня срать?
— Гуго, разуй глаза, коли теперь уж их у тебя две штуки. Здесь дама.
— Да посрать мне на твою девку!
Чигракова усмехается. Она понимает, что Начальника злит не грубость брата, и даже не то, в каком свете перед ней выставляет Рихарда дикарь Гуго.
— Дерьмо, дерьмо! — вдруг шипит Гуго и начинает ожесточённо тереть синий глаз. — Эта сволочь ещё и чешется, как… дерьмо!
Рихард вздыхает.
— Вы наверняка забыли про капли, местер Гуго, — мягко встревает из угла Анастасия.
— Гуго, ты привёз с Урала капли?
— Какие, к дьяволу, капли?! Водку я оттуда привёз, — рявкает Гуго, продолжая страдать. — У меня полный корабль русской водки!
— Болван.
Так же внезапно Гуго прекращает шуметь и дёргаться. Складывает руки на коленях. Разные глаза часто смаргивают, и вид у свирепого пирата почти испуганный.
— Рих, — шёпотом говорит он. — Я уже неделю… не могу. Я не алкоголик, ты же знаешь. Ну… пока не алкоголик. Но это точно. Я не могу. Спать не могу, есть не могу. Мне страшно…
— Delirium tremens, — сталь звенит в голосе Рихарда, но мысль: «Только этого не хватало…» — проносится, полная почти отеческой грусти.
— Я же сказал, я не алкоголик! — взвизгивает Гуго. — Эти суки промыли мне мозги!!
«Было бы что промывать», — отчётливо, хором думают Рихард и Анастис.
— Ты бы видел его бороду! — свистящим шёпотом выговаривает Гуго, ёжась. — Он чёрт, Рих, говорю тебе, чёрт! Я лежу под лампой в фиксаторах, а он ходит! Ходит!
— И смотрит? — ледяным голосом уточняет Рихард.
— Ну.
— Так ты, значит, закупил водки?
— «Белый Кремль», строго для внутреннего потребления, — гордо докладывает Люнеманн-младший. — Алмаз жидкий! Рихард! Я её не пил! Он знал, что я Люнеманн! Борода!
— Прямо так и сказал — «я, Гуго, знаю, что ты Люнеманн»?
— А вы не местера Ценковича имеете в виду? — снова улыбчиво журчит из угла Анастасия.
— Ну да, — злобно косится Гуго. — Ценкович.
— Как вы догадались? — поднимает лицо Начальник Порта.
— Чисто случайно, — Чигракова пожимает плечами, на лице у неё написано, что ситуация стала ясна и незанимательна. — У местера Ценковича неповторимая борода. И он, как министр здравоохранения, вполне мог бывать в центре, где лечился ваш уважаемый брат, любезнейший местер Рихард. Элия Наумович обладает фантастической харизмой, и порой… — она неопределённо разводит руками, — может показаться странным.
«…его спьяну перепугаться можно», — сообщает выгнутая бровь особистки. Люнеманн-старший убирает за ухо прядь волос, подтягивает к себе листок одноразовой электронной бумаги, перекидывает на него документ с зкрана. «Однако, — думает Рихард, — плотно же они за меня взялись». Он слегка ошарашен. Братцем Гуго интересовался один из членов семитерранского триумвирата.
— Хорошо, — резюмирует он, обменявшись с Л’тхарной скользящим взглядом, — надеюсь, я уделил тебе достаточно внимания, Гуго. К твоему сведению, «Ирмгард» должна была подняться десять минут назад. Я всё понял. Не задерживай меня больше.
— Когда ты вернёшься?
— Не знаю. Если у тебя дело к Начальнику Порта, то моё кресло не пустует.
— В каком смысле? — буркает Гуго.
Рихард безмятежно допивает кофе.
— Я помогу вам решить возникшие проблемы, — урчит ррит. Пламенеющие глаза сужаются, зрачки сходятся в нить и словно истаивают в золотой лаве. Л’тхарна улыбается на х’манкский манер: обнажая лишь мелкие передние резцы, а не весь набор белых лезвий.
Рихард косится на Анастасию. Вид у той немного настороженный, но она явно любуется картиной.
Ррит красивы.
Люнеманн-младший оторопело таращит глаза.
Наконец, до него доходит.
— Ты его! — без голоса шипит Гуго, — его! Это… умордие! Оставляешь — в своём — кресле?!
— Гуго, — нежно отвечает Люнеманн-старший, — я люблю тебя, брат мой. Но если ты делом ли, словом, хоть мыслью помешаешь Л’тхарне работать, учти: я официально разрешил ему тебя убить.
Глава четвёртая
Заклятие крейсера
— Как я вас, тварей, люблю! — восторженно сообщил Лакки блистающему в яром величии рритскому командиру. — Это ж словами не передать!
Патрик дёрнулся, по коже подрал мороз.
И вдруг — отпустило. «Йиррма Ш’райра» ещё не получил этой секунды записи, Т’нерхма ещё смеялся, и «Миннесоту» по-прежнему уносило навстречу гибели, но Джек излучал в пространство посыл: в присутствии Лакки бояться можно только его.
Никого и ничего больше.
— Киса! — нежно продолжал ужасный Лэнгсон; и вновь делалась заметна едва уловимая схожесть морды ррит с кошачьей, и над этим можно было улыбнуться, даже зная, что тебя вскоре убьют. — Слушай сюда! Ты едримый фелиноид, а я бешеный примат!
Счастливчик радовался по-своему.
Маунг Маунг смотрел на него искоса, светло улыбаясь чужой улыбкой. Из тьмы его взгляда пела пустота. От этого Патрику могло бы стать страшно, не стой между ним и Кхином весёлый Лакки.
Вот — командир.
За ним. Да, — за Родину, маму, жену, и во имя Земли.
Но прежде всего — за ним.
В дверях, совершенно загородив проём саженным разворотом плеч, воздвигся Крайс.
— А я злобный гоминид, — с готовностью предложил он вариант, взирая на Лакки почти влюблённо.
— Это ты гоминид, а я примат, — гордо ответствовал Лэнгсон, не оборачиваясь. — Я боевой макак! Макак-агрессор, улучшенная модель. Слышишь, киса, я люблю тебя! Так люблю, что порву нахрен!
— Ну всё, — вслух подумал Крайс. — Лакки попёрло.
— Я ведь такой! Я убью и съем!
Ррит недоумённо склонил голову набок — видимо, услыхав через переводчик, или просто узрев Джека с первой репликой. Толстая височная коса скользнула по выпуклым пластинам нагрудной брони. Ухо дрогнуло, и затрепетали кости пальцев руки-серьги.
— Иди ко мне! — страстно воззвал Лэнгсон. — Я почешу тебе за ушком!
Ррит недовольно тряхнул гривой, повернулся к кому-то, — и связь оборвалась.
