24
Слава не сопротивлялся. Во-первых, против такой толпы это было бесполезно, во-вторых, в голове сидела фраза, оброненная отцом Юрием: «Хотите жить, не выпячивайтесь».
Записку он, судя по всему, отдал кому надо, а значит, рано или поздно их должны освободить, хотя бы в знак благодарности. В комнату, куда их привели, он вошел первым. Остальных впихнули следом, захлопнулась металлическая дверь. Вячеслав огляделся.
Небольшая комнатушка в полуподвальном помещении. Голые грубо оштукатуренные стены кое-где покрыты плесенью. В других местах штукатурка осыпалась, и сквозь ее лохмотья торчали кирпичи. Наверху, под потолком, на стене против двери небольшое окошко.
– Милая атмосфера домашнего тепла и уюта, – саркастически заметил Анри. – Чудо.
Он прошел вперед и сел под окном. Женщины держались рядом. Вячеслав привалился к двери, покосился на свергнутого главного монаха. Тот едва стоял на ногах. По дороге к месту заключения несколько добрых Святых отцов выместили на низложенном наместнике злость, отоварив негра порцией пинков и оплеух. Теперь на монаха было жалко смотреть. Ряса помята, изгваздана и разорвана в нескольких местах. Половина лица опухло, правый глаз налился кровью от лопнувших сосудов. Кровь струилась и из носа. Его святейшество утирал кровавые сопли оторванным капюшоном.
Француз тоже обратил внимание на негра.
– Садись, дядька, – Анри хлопнул ладонью по голому полу рядом с собой. – Садись, в ногах правды нет.
Наместник тяжело опустился на пол рядом с французом. Поморщился. Следившая за мужчинами Эл тоже решила сесть.
– А ты не сиди на холодном, – вяло отчитал проститутку Анри. – Застудишь там себе все.
– Что с нами будет? – Эл пристально посмотрела на негра.
Наместник пожал плечами:
– Убьют. Каким-нибудь изощренным способом во славу Господа.
– Тогда застудиться не страшно, – победно сообщила Эл сутенеру.
Француз фыркнул, но не ответил.
– Ну, нас-то скоро выпустят, так что на холодном все-таки сидеть не стоит, – вставил Слава.
– Откуда такая уверенность, дядька?
– Сэд, – непонятно объяснил Вячеслав, но Анри ответом, похоже, удовлетворился.
Слава подсел к негру с другой стороны. Покосился на него вроде как невзначай и рискнул заговорить:
– А ты здесь, выходит, главный?
– Был, – охотно отозвался негр.
– Как тебя вообще угораздило стать главным у этих религиозных нацистов? – поинтересовалась молчавшая до сих пор Жанна.
Негр фыркнул в лоскут, который еще недавно был капюшоном, утер кровь.
– Очень просто, я сам их создал.
Пленники в удивлении вылупились на своего сокамерника, но тот, казалось, этого не заметил. Спокойно запрокинул голову, прижимая к разбитому носу кусок тряпки, заговорил, слегка подгнусавливая:
– Я приехал сюда с отцом. Он был дипломатом. Еще мальчишкой приехал. Учился в школе в Москве, потом поступил в институт Патриса Лумумбы. Социология. Закончил институт, начал кандидатскую писать. Тут ваш президент решил пошутить и объявил, что власти нет. Диссертация стала не актуальна. Какая уж там диссертация, когда вокруг такое творится… Ну, я и подумал, почему бы не защитить ее на практике. Взял Библию, немного подкорректировал. Добавил национальную идею. Классическое сочетание: национализм и религиозный фанатизм. Люди любят слушать о том, чем им приятно казаться. Любому приятно считать, что он выше остальных. Еще более приятно думать, что ты выше, если для этого ничего не надо делать. Так сказать, высшая каста по факту рождения. Родился русским – можешь попасть в рай, родился кем-то еще – гореть тебе в аду. Ну и раз остальные национальности от дьявола, стало быть, с ними надо бороться. Это удобно уже с точки зрения управления. Когда есть какой-то внешний враг, пусть даже из пальца высосанный, внутренние разборки не актуальны. Зачем? Объединимся и побьем всех прочих. Благо нас и так мало, а их, скотов, – много.
– Сволочь, – выдала, ни к кому не обращаясь, Жанна.
Негр опустил голову, отнял от лица окровавленный капюшон и удивленно поглядел на автоматчицу. Потом улыбнулся и кивнул:
– Мое почтение. Так вот, религия, плюс национальная идея и плюс немного харизматичности, чтобы завести толпу. Правда, пришлось облачиться в рясу и навсегда скрыть капюшоном лицо. Оно-то у меня в национальную идею никак не вписывается. Так и строил Святую Церковь пятнадцать лет. Потихоньку создали братство, установились свои порядки, законы, традиции. Потом подмяли под себя соседей, которые на электростанции сидели. Так и набрали силу. А через какое-то время заявился незнакомый дядька, вызвал меня на аудиенцию и предложил плясать под чужую дудочку. Дескать, чего это я себе позволяю, хрена это я государство в государстве строю. Я ему: мол, анархия у нас, а он мне: «Дурак, никакой анархии нет. Все это для лохов. Есть власть, есть законы. Подчиняйся, или хуже будет»
Наместник снова принялся возить куском тряпки по разбитому носу.
– И чего? – поторопил заинтересовавшийся Анри.
– А ничего. Я его послал по-русски, он ушел. Я стал приглядываться. Смотрю – у меня оппозиция появилась, байкеры… они тут рядом торчат… оживились, готовят чего-то. Видимо, действительно какая-то руководящая рука есть. Ну, я не дурак, стал потихонечку отслеживать эти вещи. Думал, все у меня под контролем. Вчера только сорвали встречу этому толстому с лидером байкеров. Я и расслабился. А не стоило.
Его святейшество хохотнул, кровь хлынула с новой силой, и он, чертыхаясь, снова запрокинул голову, прижимая к морде тряпку.
Слава хотел было что-то спросить, но в коридоре послышались шаги. Сокамерники застыли, вслушиваясь в далекие звуки.
25
Возле двери отец Юрий остановился. Брат Борис, что еще вчера не подпускал его к пределу, покорно топал следом. Псы. От этой мысли возникло ощущение брезгливости. Поганые псы. Откуда это раболепие в них… в нас… Отец Юрий вспомнил вчерашние страхи, лицемерную улыбку, которую приходилось натягивать на лицо. От осознания собственной причастности к этой шакальей стае на душе стало еще гаже.
– Открывай, – распорядился он.
Брат Борис покорно повернул ключ в замочной скважине. Старая металлическая дверь, кое-где подернувшаяся ржавчиной, со скрипом пошла в сторону. Изнутри потянуло холодом и сыростью.
Отец Юрий ступил внутрь. Сощурился, привыкая к полумраку. Мужика в замшевой куртке, что ткнул ему записку, он увидел сразу.
– Эту бумагу передал человек по имени Сед? – начал он без предисловий.
Тот, что в замшевой куртке, поднялся и сделал пару шагов навстречу.
– Да, – кивнул он. – А вы, стало быть, отец Юрий. Значит, я не ошибся.
– Не ошибся, – отец Юрий оставался серьезным. – Только это не имеет значения. Человек по имени Сед просил передать что-то на словах?
