А бывший курсант Джонни всего этого пока не понимает. Он играет, жаждет подвигов, трясется под приятной тяжестью ответственности за этот сраный кусок этой сраной дороги. Как будто кто-то действительно станет с ним воевать.
– Я не сплю, – отозвался Фрэнк запоздало. – Я думаю.
– А ты умеешь? – поинтересовался сосунок с наигранной серьезностью.
– Поцелуй меня в задницу, Джонни, – посоветовал Канеган и отвернулся от наглеца.
Затрещала какая-то птица. Фрэнк вскинул голову, высматривая ее, но так и не увидел. Умеет ли он думать? Умеет, только на хрена? О чем тут вообще думать? Кроме того, солдат думать не должен. Он должен выполнять приказы и не заморачиваться моралью. Стрелять он должен по приказу, вот что. А прав ли он, стреляя во все, что движется, будь то дядя Ваня, тетя Маня, их сын, дочь или домашняя скотина, пусть думают командиры.
Хотя нет, командиры тоже выполняют приказы. А о морали пусть думает тот, кто эти приказы отдает.
Фрэнк выдернул растущую рядом травинку, стряхнул с нее божью коровку и принялся жевать сладковатый кончик стебелька. Местные детки отпускают этих жучков со словами «божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба черного и белого, только не горелого». Жучок улетает, дитятко в восторге. Неужто и правду рассчитывает, что мелкая букашка может принести хотя бы пакетик сухариков?
– Фрэнк?
– Чего тебе?
– Что мы делаем в этой стране, Фрэнк? Зачем мы здесь, среди этих елок и этих дикарей?
Фрэнк повернулся к сосунку и поглядел на него, словно тот был мартышкой в зоопарке, которая вдруг заговорила о философии Гегеля.
– Такой приказ. Нам приказали, мы пошли.
– Да нет, – отмахнулся Джонни не то от десантника, не то от его непонятливости. – Я не про нас с тобой, я про Америку. Что здесь делает Америка, Фрэнк?
Джонни ожидал чего угодно, вплоть до вспышки ярости, но Фрэнк повел себя непредсказуемо.
– Совсем дурной, – заржал десантник, – или прикидываешься? Америка здесь правит. Правит этой страной, как и многими другими.
– А они знают, что мы ими правим?
– Они дикари, дурень, – совсем развеселился Фрэнк. – Ты же не будешь думать о баране, знает ли он, что ты пастух. Да и барану от этого знания ни холодно, ни жарко. Они сейчас считают, что ими никто не управляет. Но без власти же жить невозможно. Ты-то не баран, должен понимать.
Джонни не ответил, лишь задумчиво уставился на дорогу.
– Ни хера себе вопросики у него, – усмехнулся себе под нос Канеган и сплюнул травинку.
Сосунок тем временем напрягся, вытянулся, словно взявшая след борзая. Подом подскочил и ткнул пальцем на дорогу.
– Фрэнк, там машина!!!
– И чего орать?
Канеган поднялся на ноги и поглядел на дорогу. Машина, и впрямь машина. Только далеко очень. Как этот дурень ее вообще разглядел? Подвигов захотелось, что ли? Будет тебе подвиг.
– Поближе подъедет – шарахни по ней из пулемета.
– А вдруг это…
– Кто? – перебил десантник. – Здесь никого, кроме нас, быть не должно. Если кто-то должен проехать – нас предупреждают заранее. Нас не предупреждали? Нет. Значит, никого не подпускать.
– Не пропускать?
– Не под-пус-кать, – по слогам повторил Канеган. – Вон то дерево видишь поваленное? Ну вон, балда, где кусты? Контрольная точка. Как до него доедут, стреляй на поражение.
2
– Это чего там навалено? – указал вперед француз.
Слава слегка притормозил. Пригляделся и резко дал руля влево. Наваленные поперек дороги мешки вспыхнули и затрещали пулеметной очередью. Что-то металлически шваркнуло по правой стороне.
– Бляха! – выругалась Жанна.
Машина слетела с дороги и кувырнулась под откос. Двигатель заглох. Под матюги Анри и Жанны машина пару раз подпрыгнула, грозя перевернуться, и замерла внизу.
– Твою бога душу мать, – выдал Вячеслав, уткнувшись в руль. – Радушный прием, ничего не скажешь.
– Что это? – непонимающе спросила Эл.
– Пулемет, – охотно объяснила Жанна. – Они по нам стреляли из пулемета.
– Самое главное, что стоит нам вернуться в зону видимости – снова жахнут, – уверенно заявил сутенер.
Слава поднял голову.
– Вылезайте из машины. – Молча слушавший их, он уже принял решение и распахнул дверцу.
– Зачем? – не поняла Эл.
– Затем, что они сейчас придут сюда, чтобы проверить, есть ли кто живой, и добить этого живого.
Жанна встрепенулась, следила теперь за каждым движением и каждым звуком. На последнюю реплику отреагировала сразу, уже вылезая из машины:
– Откуда знаешь?
Вячеслав пожал плечами:
– Я бы пошел и добил. Дверями не хлопайте. Оружие берите – и в лес.
Выходили быстро и молча. Деревья, что росли в стороне от дороги, назвать лесом, даже перелеском, можно было очень с большой натяжкой, но хоть какая-то возможность скрыться за ними от стрелявших в машину была.
– Если их будет много, – шепотом распоряжался на ходу Слава, – быстро уходим. Жанна, прикрываешь ты, у тебя автомат.
– А если не много?
– Если один, то я ножом сниму. Кто его знает, сколько их здесь всего. Так зачем шуметь?
– А если, скажем, двое или трое?
– Тогда по обстоятельствам. Если что, перестреляем – и все.
Когда деревья скрыли от них машину, Слава остановился:
– Все, тишина.
3
– Что здесь происходит? – Разбуженный треском пулемета сержант был зол настолько, что Фрэнк грешным делом подумал, к чему бы это? Уж не девки ли сержанту снились?
– На нас шла машина, сэр, – доложил Джонни. – Канеган велел открыть огонь на поражение.
– Правильно велел, – проворчал сержант. – Где машина?
– Ее с первой очереди на обочину вынесло, сэр, – включился в разговор Френсис. – Причем неудачно. Там кусты от дороги почти. Не видать ни хрена. Информацией о нанесенных повреждениях, состоянии и численности противника не располагаем.
Сержант покачался с носка на пятку и обратно. Выглянул на дорогу, замер, прислушиваясь. Наконец повернулся к пятерым десантникам, что стояли перед ним сейчас в полном составе.
– Ты, – сержант выкинул вперед указательный палец. – Возьмешь Блейка и Хиггенса – и к машине. Если там кто живой есть, по возможности взять живым. Но если что не так пойдет, сразу стрелять на поражение. Мне жертвы не нужны. Все ясно?
– Так точно, сэр!
– Выполняйте.
