Жанна присела рядом со спящей Эл. Та по-детски съежилась, поджала ноги и тихо посапывала. Вот он, ребенок. Хоть и повзрослела рано, и ноги раздвинула шире плеч, чтобы прокормиться, выжить. А все равно осталась ребенком. Страна парадоксов. Рано повзрослевшие дети, оставшиеся детьми взрослые. Господи, когда же это кончится?
19
Лес. Лес стоит стеной, потом редеет, расступается, раскидывается полем. А через поле бежит грязная, чавкающая неопрятной жижей колея. И смотреться живописно эта грязюка может только на картине Шишкина. Там еще, правда, любимые художником сосны торчали. А здесь одно только поле. И то не засеянное, травы по плечо.
«Шишкин, рожь, – попробовал мысленно на вкус Анри. – Шишкин, рожь. Рожкин, шиш. Вот-вот, шиш тут чего живописного найдешь.» Утреннее романтичное настроение пропало. После восьми часов топанья пехом у кого хошь жизнелюбие пропадет. Хотя колея наверное и впрямь живописна, если на нее со стороны смотреть. Вот когда она под ногами хлюпает, тут уж не до высокого искусства. Впрочем, ворчал француз тоже про себя. Бурчать вслух не хотелось.
Шли молча. Лес, поле, перелесок, поле, лес. Лес, лес, лес. Болото. И снова лес. Хоть анархия, хоть коммунизм, а российская действительность от этого не изменится. Никогда.
Женщины, хоть им досталось тащить только собственное оружие, плелись из последних сил, но тоже молчали. Только беспредельщик, сукин кот, топал, как ни в чем не бывало. На все-то ему начхать, кроме собственной идеи. Эгоцентрист.
Когда Анри готов был уже кинуть вещи и оружие на землю, послать Славика по адресу, созвучному с не самым пристойным наименованием детородного органа, беспредельщик замер.
– Пришли? – тихохонько прошелестела Эл.
– Погоди, – Слава повернулся к Анри. – Погляди-ка.
Сутенер «поглядел-ка» в указанном направлении. Ничего странного там не увидел.
– Ну, деревня. И что? Подойдем ближе, постучимся в какую дверь, может, пустят на ночь.
Слава кивнул и потопал дальше. Когда ж у этого гада батарейки сядут? Или он на аккумуляторе? Француз зло сплюнул, подобрал вещи и поплелся следом.
– Подозрительно что-то, – не оборачиваясь пробормотал Вячеслав. – Тихо, в поле никакая скотина не пасется, и дыма нет.
– Какого дыма? – встряла Жанна.
– Печного. Дома есть, трубы на крышах торчат, а дыма нет.
20
Дыма и не могло быть. Деревня была мертвой. Дома сохранились только по одному краю деревушки. И те стояли скособоченные, пустые, словно их покинули даже домовые, тараканы и мыши. Все остальные дома, сараи, заборы и что там еще когда-то было построено торчали к небу обугленными головешками.
Поскрипывала свесившаяся наискось на ржавых петлях, посеревшая дверь, да посвистывал и подвывал гуляющий по пожарищу ветерок.
Анри снова бросил вещи и опустился на землю. Усталость брала свое. Женщины побросали автоматы, но присаживаться не торопились. С опаской оглядывались по сторонам.
Слава зашел в ближайшую сохранившуюся дверь. Из черного провала послышался скрип половых досок. Эл поежилась, покосилась на Анри. Спросила тихо, на грани слуха:
– Ты все еще хочешь здесь заночевать?
– Почему нет? – пожал плечами француз.
– Мертвое место.
– Подумаешь! Мне как-то пришлось на кладбище ночевать – вот уж место мертвее некуда. И ничего, как видишь, не умер и даже не поседел.
Скрипнуло совсем уж непозволительно громко. Вячеслав вывалился из черноты мертвого дома на свежий, слегка пахнущий застарелой гарью, воздух. Подошел ближе и протянул французу раскрытую ладонь.
Анри пригляделся. На ладони беспредельщика лежало несколько автоматных гильз. Все веселатее и веселатее.
– Это что? – тупо спросил француз.
– Совсем дурак, или сам догадаешься?
Слава был хмур и молчалив.
– Пошли отсюда, привал через полчасика устроим. В лесу. Подальше от этого места.
Вышли из мертвой деревни все вместе, потом каким-то странным образом женщины оказались впереди. Шедший след в след за Анри дернулся было их догнать, но Слава остановил француза.
– Знаешь, что там в сарае?
– Что?
Он огляделся по сторонам, будто проверял, что его никто не слышит. Потом тихо и быстро зашептал французу в самое ухо:
– Там трупы полусгнившие. Здоровая такая куча. Знаешь, их, наверное, всех загнали в этот сарай, всю деревню, и постреляли.
Француз изменился в лице, но слушать продолжал внимательно, молча.
– Гильз там отстреленных – как будто мешок высыпали, – продолжал Слава. – Мясорубка. Понимаешь?
– Пока не очень, – честно признался француз.
– Бери баб, и мотайте назад, пока не поздно.
– А ты? – вопрос был чисто риторическим.
– А у меня свои дела есть. Ты же знаешь.
– Знаю, – спокойно сообщил француз. – Поэтому и идем вместе.
– Пока не поздно… – свирепо зашептал Слава.
– Уже слишком поздно, – покачал головой Анри и бросился догонять женщин.
21
Седьмой блокпост в назначенное время на связь не вышел. Вся эта по часам расписанная проверка была чистой формальностью, ведь ясно же, что никто на блокпост напасть не может. А если найдется сумасшедший, то шансов у него не больше, чем у почтового голубя, вознамерившегося долететь до Марса.
Тем не менее, когда седьмой на связь не вышел, дежурный позвал полковника, а тот сурово насупил брови:
– Разгильдяйство! Спят они там что ли. Когда в следующий раз выйдут на связь, позови меня. Три шкуры спущу.
Три шкуры были спущены спустя восемь часов, но не с нерадивых разгильдяев с седьмого блокпоста, а с полковника за халатное отношение.
Полковник краснел и покрывался потом, пока его отчитывали, а потом бледнел и часто курил, пока ему оформляли выездные документы. А в ушах еще звенел голос генерала, срывающийся на крик:
– Вон! – орал генерал. – Вон из этой страны! Это сумасшедшая страна. Для того чтобы здесь работать, надо научиться быть сумасшедшим!
В самом деле, страна сумасшедшая. Где еще найдутся идиоты, которые вчетвером, а то и меньше, нападут на укрепленный блокпост? Где еще найдутся счастливчики, которые выживут после того, как их машина попадет под пулеметный огонь? Где еще можно найти кретинов-везунчиков, которые после этого нападут на сам блокпост с шестью тренированными, хорошо вооруженными десантниками и перебьют этих самых тренированных, как осенних мух свернутой в трубу газетой? Нет, это просто сумасшествие. И для того чтобы воевать с этими сумасшедшими, надо самому стать сумасшедшим. Надо. А как?
