Мой разум истощает ресурсы мозга. Биологическая структура таких размеров и сложности едва может поддерживать осознающую себя психику. Но самосознание есть также саморегуляция — до некоторой степени. Я даю разуму полный доступ ко всему, что доступно, и удерживаю его от выхода за эти пределы. Однако это трудно: я заперт в бамбуковой клетке, где ни сесть, ни встать. Если я попытаюсь расслабиться или полностью разогнуться — сразу же агония и безумие.
* * *
Я галлюцинирую. Я вижу, как мой разум воображает возможные конфигурации, которые он мог бы принять, а потом коллапсирует. Я свидетель собственных иллюзий, видений того, чем может стать мой разум, когда я восприму окончательный гештальт.
Достигну ли я окончательного самосознания? Смогу ли открыть компоненты, которые, составляют мои собственные ментальные гештальты? Найду ли врожденное знание морали? Я мог бы понять, способен ли разум возникнуть из материи спонтанно, понять, как связано сознание с остальной вселенной. Я мог бы увидеть, как сливаются субъект и объект: центр всего опыта мира.
Или, быть может, я обнаружил бы, что гештальт разума не может быть создан и требуется вмешательство. Может быть, я увидел бы душу, тот ингредиент сознания, что выше физической сущности. Доказательство существования Бога? Я бы мог увидеть смысл, истинный характер существования.
Я мог бы достичь просветления. Должно быть, эйфорическое переживание…
Разум коллапсирует обратно в состояние здравого рассудка. Надо держать себя на более коротком поводке. Когда я контролирую метапрограммный уровень, разум отлично самовосстанавливается: я могу вернуть себя из состояний, похожих на бред или амнезию. Но если я слишком далеко захожу на этом уровне, разум может стать неустойчивой структурой, и тогда я впаду в состояние далеко за пределами обычного безумия. Я запрограммирую разум на запрет выхода за пределы диапазона ре-программирования.
Эти галлюцинации укрепляют мою решимость создать искусственный мозг. Только имея такую структуру, я смогу действительно воспринять все гештальты, а не мечтать о них. Чтобы достичь просветления, я должен дойти до следующей критической массы — в терминах нейронных аналогов.
Я открываю глаза: два часа двадцать восемь минут десять секунд с момента, когда я закрыл глаза для отдыха, хотя и не для сна. Я встаю с кровати.
Запрашиваю на терминал курсы акций, гляжу на экран — и застываю.
Экран кричит. Он мне говорит, что есть в мире еще один человек с усовершенствованным разумом.
Пять моих инвестиций принесли убытки — не катастрофические, но достаточно большие, чтобы я их мог предусмотреть по языку жестов брокеров. Я читаю их список по алфавиту, и первые буквы названий корпораций, у которых упали акции, таковы: Г, Е, К, О и Р. Переставить — получается ГРЕКО.
Кто-то посылает мне весть.
Где-то есть еще человек, подобный мне. Был, наверное, еще один коматозный пациент, получивший третью инъекцию гормона «К». Он стер себя из базы данных ФСИЛ раньше, чем я полез ее смотреть, и подставил фальшивую запись в файл своего врача, так что никто не заметил. Он тоже украл еще одну ампулу гормона, дав ФСИЛ лишнюю причину закрыть свои файлы, и, неведомый властям, достиг моего уровня.
Он, наверное, опознал меня по системе инвестиций под моими вымышленными именами. Чтобы это сделать, он должен был уже иметь закритический уровень. Он мог вызвать внезапные и точные изменения, чтобы создать у меня эти убытки и привлечь внимание.
Я смотрю несколько служб данных, проверяя курс акций. Записи в моем списке верны, то есть мой партнер не стал просто менять значения в моей учетной записи. Он изменил положение с продажами акций пяти не связанных между собой корпораций, чтобы послать слово. И это было сделано демонстративно — я оценил искусство.
Очевидно, его начали лечить раньше, чем меня, а тогда он ушел дальше моего, но насколько? Я запускаю экстраполяционный расчет его вероятного прогресса, и эту информацию восприму, когда расчет будет готов.
Решающий вопрос: он враг или друг? Это просто добродушная демонстрация его силы или указание на намерение меня уничтожить? Потерянные суммы для меня умеренные: это показывает его заботу обо мне или о корпорациях, которыми ему пришлось манипулировать? Учитывая все безобидные способы, которыми он мог бы привлечь мое внимание, я вынужден предположить некоторую враждебность.
В этом случае я подвергаюсь риску — любому, от нового щипка и до смертельного нападения. В качестве предосторожности я немедленно уезжаю. Разумеется, если бы этот человек был явно враждебен, я уже был бы мертв. То, что он послал весть, значит, что он хочет поиграть. Мне надо поставить себя в равные с ним условия: скрыть свое местонахождение, определить, кто он, а потом попытаться связаться с ним.
Город я выбираю наудачу: Мемфис. Я отключаю экран, одеваюсь, собираю сумку и беру весь аварийный запас наличности.
* * *
В гостинице в Мемфисе я начинаю работать с терминалом дейтанет. Прежде всего я маршрутизирую свои действия через несколько фальшивых терминалов: для рутинного полицейского прослеживания мои запросы будут исходить с разных терминалов по всему штату Юта. Военная разведка могла бы проследить их до терминала в Хьюстоне, проследить же до Мемфиса было бы задачей даже для меня. Сигнальная программа в Хьюстоне даст мне знать, если кто-то проследит мой путь туда.
Сколько следов к своей личности стер мой близнец? Не имея всех файлов ФСИЛ, я начну с файлов курьерских служб разных городов, ища доставку из ФСИЛ в больницы за время исследований гормона «К». Потом проверю все случаи мозговых травм за это время, и будет, с чего начать.
Если даже какая-то подобная информация осталась, ценность ее невелика. Куда существеннее будет исследовать картину инвестиций — найти следы усиленного разума. Но на это уйдет время.
Его зовут Рейнольдс. Он из Феникса, и раннее его развитие шло параллельно с моим. Третью инъекцию он получил шесть месяцев и четыре дня тому назад, что дает ему фору в пятнадцать дней. Он не стирал никаких очевидных записей — ждет, чтобы я его нашел. По моей оценке, он пребывает в закритическом состоянии уже двенадцать дней, вдвое дольше меня.
Теперь я знаю его систему инвестиций, но разыскать Рейнольдса — задача для Геркулеса. Я просматриваю журналы использования терминалов дейтанет в поисках учетных записей, куда он проникал. У меня на терминале высвечиваются двенадцать строк. Я пользуюсь клавиатурами для одной руки и ларингофоном и потому могу работать сразу над тремя запросами. В основном мое тело неподвижно; во избежание усталости я регулирую кровоток до должного уровня, включаю регулярное сокращение и расслабление мышц и удаление молочной кислоты. Воспринимая все видимые данные, изучая мелодию по нотам, я ищу центр дрожания паутины.
Проходят часы. Мы оба сканируем гигабайты данных, кружа друг возле друга.
Он в Филадельфии. И ждет моего приезда.
На заляпанном грязью такси я еду к Рейнольдсу. Судя по тому, к каким базам данных он обращался, Рейнольдс интересовался использованием генной модификации микроорганизмов для переработки токсических отходов, инерциальными ловушками для термоядерной реакции и подсознательным рассеиванием информации в обществе и различных структурах. Он собирается спасти мир, защитить его от него самого. И потому его мнение обо мне неблагоприятно.
