Эту девчонку Рита в буквальном смысле слова подобрала на панели. Мать приволокла ее, упирающуюся, к доктору, рассказав, что дочка как с ума сошла, гуляет с кем ни попадя и наверняка уже успела подцепить какую-нибудь заразу. Катьке тогда было шестнадцать, и инфекций у нее обнаружился пышный букет.
Лечили девчонку сразу и венеролог, и психолог, а в один из дней, когда психолог застряла в пробке, Рите пришлось провести с Катей больше часа. Запуганный хамоватый зверек, коктейль из развязанности и смущения, развращенности и невинности. Маргарите вдруг стало ее так жалко, что она, не задумываясь, предложила: хочешь у нас работать? Это она-то! Которая людей на работу подбирала тщательнее, чем помаду для своего безупречного рта!
— Хочу! — обрадовалась девчонка, влюбленно пожирая глазами красавицу бизнесвумен, в которой, видимо, воплощались все ее несбыточные мечты. И заторопилась: — Я кем угодно могу! Хоть пробирки мыть, хоть полы.
Распопов был категорически против! «Если мы каждую шлюху с панели станем брать на работу, то у нас будет не клиника, а бордель». Но Рите правдами и неправдами удалось его уговорить. А через год ушла в декрет ее секретарша, и это место заняла Катя. Причем ни разу об этом своем решении Рита не пожалела. Катька была исполнительной, молчаливой и очень услужливой. Находка, а не секретарь! Андрей же и по сей день относился к ней холодно, отдавая указания свысока и даже несколько брезгливо.
Неужели так умело играл?
Рита пыталась выудить из памяти хоть одну мелочь, хоть взгляд, хоть жест, которые она пропустила как неважные… Увы, не припомнилось ничего! Ровное высокомерие Распопова, потупленные глазки Катерины. Идеальные отношения начальника и секретарши.
Да уж…
Итак, подведем итоги, — грустно сказала себе Маргарита. — Еще в семь вечера у тебя было все — преуспевающая фирма, крепкая семья и предсказуемое упорядоченное будущее. Даже сын, живущий в заграничном далеке, все равно был, потому что тут существовал его родной дом. А и самые блудные дети рано или поздно возвращаются к родительскому очагу.
Час спустя, в восемь, ты лишилась всего.
Что я несу? — остановила она сама себя. — Это узнала я, что у меня ничего нет, только в восемь. А исчезло все гораздо раньше. Просто я не заметила…
И эта мысль накрыла ее такой смертельной тоской, такой невыносимой болью, что она завыла. Как волчица, лишившаяся волчат, как медведица, заставшая вместо берлоги кучку пепла. Как нищенка, у которой отобрали последний, припрятанный на хлеб рубль.
Она выла и рычала, раскачиваясь внутри салона, словно маятник сломанных и оттого неровно идущих часов, билась лбом о жесткую баранку руля, таранила виском боковое стекло, зло вырывала из головы пучки роскошных волос, чтобы стало еще больнее, еще нестерпимее. И вдруг успокоилась. Потому как неожиданно поняла, что надо делать.
Тщательно вытерла лицо, припудрилась, достала из кейса, который всегда возила с собой, чистый бланк рецепта с правильной печатью, не задумываясь, выписала нужное лекарство, зарулила в первую попавшуюся аптеку. Потом долго колесила по городу, прощаясь с любимыми улочками. Издали полюбовалась строгой вывеской своей клиники, с зеленой текуче сверкающей змеей, склонившейся над чашей. Несколько раз объехала собственный дом, мысленно крестя темные окна и прося прощения неизвестно у кого и неизвестно за что. И долго выбирала место последнего пристанища, пока машина сама не привезла ее сюда, в этот чертов аппендикс, где она никогда ранее не бывала.
* * *
А где вообще ей приходилось бывать? С мужем никуда не ходила, дом да работа, с подругами… Последний раз, кажется, были в кафе на позапрошлое Восьмое марта.
И как я в этот ресторан доеду? — спохватилась вдруг Зоя. — Надо бы спросить у Ритули адрес и ловить такси. Опаздывать нехорошо, все-таки иностранцы…
Последние штрихи. Невесомая пуховка рассеяла по щекам жемчужную пыль пудры, придав лицу сияюще-юный вид. Уши и запястья, приправленные капельками «Кензо», обворожительно запахли свежей травой и теплым солнцем. Губы, еще раз тронутые мягким блеском, замерцали нежно и чувственно, как утренняя полураскрывшаяся роза.
Зоя еще раз внимательно оглядела с ног до головы эффектную, стильную незнакомку и вышла из дома. Села в машину, уточнила у подруги место расположения, и уже через двадцать минут желтое веселое такси парковалось перед входом в тихое кафе.
Рита была уже там. Рядом с ней за круглым столом, покрытым ярко-красной скатертью с радостными пятнами травянисто-зеленых салфеток, чинно восседали иностранцы. Два немца из мюнхенского рекрутингового агентства, желающие немедленно наладить партнерские взаимоотношения с российской компанией «РиК». Один сухопарый, с вытянутым, как дыня-торпеда, черепом и бледным лицом, второй — квадратно-смуглый. Как кожаный чемодан. И такой же тяжеловесно-угловатый.
Зоя так и окрестила их про себя — «Дыня» и «Чемодан».
— А, вот и наша Маргарита, — приветливо улыбнулась Рита, когда Зоя подошла к столу. — Моя подруга и партнер.
— О, какой сюрприз! — обрадовался Чемодан. — Да вы истинная Грэтхен! Я думал, что самая красивая русская женщина — это Зоя, — он улыбнулся Рите, — а оказывается, в «РиК» есть и вторая красавица! Скажите, — его живые карие навыкате глаза восторженно перебегали с Зои на Риту и в обратном порядке, — как двум таким удивительным, восхитительным, неподражаемым женщинам удается сосуществовать вместе? И делать хороший бизнес? Это… — он замялся, подбирая слово, — унмёглихь…
— Да-да, расскажите! — поддержал его Дыня.
— Это лучше вы нам объясните, — засмеялась Рита, — откуда вы оба так хорошо знаете русский?
— Очень просто, — охотно отозвался Дыня. — Во-первых, мы оба из ГДР, из Дрездена, а в ГДР во всех школах изучали русский. Потом я учился в Киеве, а Отто в Ленинграде. И оба долго работали в России, в торгпредстве, там и познакомились.
— Да-да, — поддержал Чемодан, — а теперь — ваша очередь рассказывать секреты!
— Никаких секретов, — обезоруживающе улыбнулась Рита. — Мы с Грэтхен учились в одном классе, жили в одном дворе, дружим с детства, когда и она, и я были нескладными лягушатами. Потом закончили вузы, каждая свой, вышли замуж, родили детей. Теперь дружим семьями. А совместный бизнес — это просто попытка самореализации. Видите ли, когда у женщин все есть, а дети уже выросли, надо же чем-то себя занимать? — Рита еще раз восхитительно улыбнулась. — Кадровое агентство — это то, что нам одинаково интересно. Тем более что Грэтхен — психолог, а я — психотерапевт. Сначала мы просто искали кадры для бизнеса своих супругов, но у них — ограниченное число вакансий! — Рита мило и тепло засмеялась. — А мы уже набрали скорость.
Зоя в который раз с восхищением выслушала занимательную легенду. Они разрабатывали ее долго, меняя составляющие, делая с каждым разом все более простой и правдоподобной, пока она не стала нынешней — примитивной и очень реальной. Просто списанной с жизни. Честно говоря, самой ей ни разу не удалось рассказать ее так же складно, ну и что с того? Их роли — ее и Риты — изначально были четко расписаны. Рита — лидер, активная, наступательная, экспрессивная. Зоя — олицетворение нежности и скромности, женственности и мягкости. Голос тихий, улыбка смущенная, манеры — чисто английская королева. То есть полный контраст. Как в поведении, так и во внешности. Рита — пшеничная блондинка с короткими задорными локонами и глубокими, как спелые вишни, черно-лиловыми глазами. И Зоя — короткостриженая зеленоглазая брюнетка. День и ночь. Лед и пламя. Зима и лето. Только в их паре все было наоборот. Блондинка олицетворяла собой не зиму и лед, а пламя и страсть. А брюнетка, напротив, вместо летней жары и страстной ночи являла тихий тенистый омут, покойный и затягивающий.
