Зоя лежала, вытянувшись в струну, окостенев, словно тысячелетняя мумия. Она боялась даже нормально дышать, потому что боль, бушевавшая внутри страшным испепеляющим пламенем, в любой момент могла вырваться наружу. От любого движения, даже от вздоха.
Если бы можно было заснуть и не проснуться. Или навсегда остаться тут, в этой чужой квартире. И никогда не выходить. Никуда. Не видеть никого из знакомых. Да нет, вообще никого! Тогда, наверное, и муж, и дочь решат, что она умерла. И пожалеют о том, что поступали с ней так. Что не ценили и не любили. И, встречаясь, будут вспоминать о ней только хорошее и корить себя. И Володя поймет, что по-настоящему любил только ее, Зою. А Лика бросит своего художника, вернется в опустевший дом и будет прислушиваться к каждому шороху за дверью, ожидая ее, свою мать. Ведь она не злая, ее девочка, просто еще совсем маленькая, потому и не умеет еще оценить, что такое — мать.
А Володя? Что он, бабник? Нет. И никогда им не был. И может, он с этой Леной — просто случайно? Говорят, у всех мужиков под сорок крышу сносит. Вот и он… А теперь, скорее всего, когда понял, что Зоя пропала, и вертихвостку эту уже бросил, и места себе от беспокойства не находит. Ну конечно! Именно так! Что она, мужа своего не знает? В конце концов, с кем не бывает? Да он уже сто раз раскаялся! А она разлеглась тут! Пьянствует до посинения.
Она? Пьянствует? Боже, что же она натворила! Надо ехать домой. Срочно! Они с мужем поговорят, и все уладится! Конечно! Надо срочно ехать домой!
Зоя резко вскочила, задев локтем Риту.
— Ты чего? — недоуменно обернулась та. И Зоя, увидев ее красные от слез глаза, поняла, что и подруга тоже не спала, и тоже боялась шевельнуться, чтобы не потревожить ее, Зою. Или, так же как и она, боясь вслух разреветься от тоски и боли. — Ты чего? — повторила Рита. — Куда? Домой? К мужу?
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда, — мрачно сообщила Рита, постучав себя по темечку.
— Тут телефон есть, не видела?
Маргарита молча пожала плечами, грустно наблюдая за подругой.
Зоя лихорадочно металась по квартире, отыскивая аппарат. Но ни в комнатах, ни на кухне, ни в коридоре не обнаружилось не только средства связи, но и соответствующей розетки.
— У подъезда, кажется, телефонная будка? — вспомнила она. — Я сбегаю! А то Рыбаков, наверное, уже с ума сошел!
Рита следила за подругой исподлобья с какой-то сумрачной подозрительностью. Так, наверное, родственники переживают за тяжело больных, когда тех настигает очередной неотвратимый приступ.
— Ты хорошо подумала? — наконец, спросила она.
— Хорошо-хорошо, — скороговоркой отмахнулась Зоя, влезая в Маргаритины туфли.
Слетела по лестнице, перескакивая через ступеньки и пару раз чуть не сверзившись вниз, потому что медленные каблуки не успевали за стремительностью ее шага, выскочила из подъезда и радостно ойкнула, обнаружив искомое сооружение. Купила в киоске рядом пару жетонов, подпрыгивая от нетерпения, выщелкала кнопками номер. Рабочий телефон молчал.
А который час? — пришел закономерный вопрос. — Судя по зажженным фонарям — вечер. А народ гуляет — как днем. Ладно.
Пальцы легко выстучали родные цифры домашнего.
Трубку взяли с третьего гудка. Но ответил почему-то девичий голос.
Лика! — счастливо обмерла Зоя. — Приехала! Доченька моя!
— Але! — закричала она в трубку. — Это я!
— Зоя Романовна? — удивленно и как-то презрительно переспросила Леночка. — Вовусик, твоя бывшая объявилась.
— Ну, — возник в ухе недовольно-пренебрежительный Рыбаков, — что скажешь? Нагулялась?
— Володя… я… — Зоя смешалась, не зная, что сказать. И вдруг выпалила, безотчетно и безоглядно: — А что у нас в доме делает эта?
— Эта? — спокойно переспросил супруг. — Живет. Или ты думаешь, что будешь неделями шляться, а я тебя буду ждать? Все, милочка, хватит. Заявление на развод я уже подал.
— Развод? — В голове стало жарко и шумно. — Володя… а как же… — Надо было срочно сказать ему, что он ошибается. И что она его простит! Уже простила. И чтобы он от отчаяния не делал глупостей. Ведь они — семья. И у них дочь. И работа. — А как же… работа? — спросила Зоя.
— Вспомнила! — усмехнулся супруг. — Меня из-за твоих махинаций третий день налоговая трясет. Так что можешь не беспокоиться.
— В смысле? — не поняла Зоя.
— Я тебя уволил. За прогулы.
— Володя, ты шутишь? — наконец, с облегчением сообразила женщина.
— Шутить будем в суде. Мало того что сама слиняла, так еще и всю кассу прихватила! С кем жил двадцать лет? Не зря даже дочь от тебя сбежала. Короче. — Голос Рыбакова стал деловым и бесстрастным: — Давай по-хорошему. Раз ты все сама решила, я не против.
— Я? — шепнула Зоя вдруг съехавшим на всхлип голосом. — Ты о чем?
— Слушай, не строй из себя, а? — устало попросил муж. — За вещами можешь приехать завтра, пока я на службе. Они, кстати, все собраны. Ключи не забудь оставить.
— А где я буду жить? — потрясенно выговорила Зоя.
— В Караганде, — сообщил супруг. — Не маленькая. Там же, где эту неделю жила.
— Володя, ты что, ревнуешь? — снова, кажется, сообразила Зоя.
— Тебя? — собеседник грубо расхохотался. — Ты в зеркало когда смотрелась? Ну все, — оборвал он собственный смех. — Тех денег, что ты прихватила, надолго хватит. А про квартиру и работу — забудь.
— Но ведь я, — Зоя вдруг вспомнила, о чем размышляла совсем недавно. — Я тоже хозяйка!
— Была. Если не помнишь, напоминаю. Фирма на Лике, я — генеральный со всеми правами. И квартира — тоже на ней. Все. Пока. Будут вопросы — звони. Но сразу предупреждаю: на слезы не бери. Не поможет. Удачи! — И он отключился.
Совершенно ничего не понимая, Зоя вставила второй жетон и повторила набор.
Телефон не отвечал долго, целую вечность, а потом грустные протяжные гудки сменились издевательским пиканьем. То же самое повторилось и в третий, и в десятый раз.
— Тетка, ты долго будешь место занимать? — услышала Зоя сзади и увидела двоих помятых подростков с сигаретами. — Освобождай территорию, пока мы тебе не помогли.
Когда она вползла в квартиру, цепляясь руками за косяки и стены, Рита, не сказав ни единого слова, дотащила ее до дивана, уложила, укутав как ребенка все тем же лысым пледом.
— Все будет хорошо, все будет просто отлично… — тихонько уговаривала она недвижную подругу.
Или — себя?
* * *
— Да что меня уговаривать? — журчал довольный голос. — Я и так вижу, что все хорошо! С таким-то ангелом-хранителем!
Владимир Георгиевич Рыбаков, генеральный директор страховой компании «Центурион», не глядя, подписывал отчеты, принесенные финансовым директором. Вернее, не глядел он именно на отчеты, а на своего главного финансиста — Зою Сергеевну, напротив, очень даже заглядывался. Причем не скрывая своего веселого и совершенно определенного интереса.
