И, кстати сказать, не так уж он был и неправ. Катька, к примеру, всегда встречала его с восторгом и подобострастием, как встречают аленделонов, брэдпиттов и разнообразных леонардодикаприев.
— Шеф, я не понял, — ввалился законодатель, едва Андрей Андреевич успел упечь свое главное оружие обратно в тюрьму штанов. — Кто тут из нас депутат? Кто народ на бабки кидает? Или ты тоже в думу собрался, а на мне тренируешься? О, у тебя тут гости были? — нюхнул он пустой бокал. — Народным избранникам-то осталось хоть на донышке?
Распопов радостно затряс головой, извлекая из шкафа непочатую бутылку. Расслабиться в компании с известным политическим деятелем — это не хуже, чем с Катькой. Тем более что Катька никуда не денется, а у депутата своих дел всегда по горло. Но раз пришел, а еще шутит, значит — уважает. Вот, опять же, о выборах в думу заговорил. Может, и вправду решиться? Что он, хуже этого? Или дурнее? Да он их там в этой думе всех за пояс заткнет. Тем более что столько про них знает. Рассказать избирателям, так поганой метлой выметут из розового законодательного дворца.
Андрей Андреевич приосанился.
— А что, Иван Матвеевич, может, и в самом деле соберусь в вашу компанию! Примете?
— Это смотря сколько заплатишь, — важно проинформировал депутат. — И репутация у тебя должна быть кристально честной. Чтоб ни один комар. Народный избранник — он во всем пример для электората!
Распопов хихикнул, подозревая, что вице-спикер так удачно и, главное, профессионально шутит. Однако депутат столь же напыщенно продолжил:
— За меня, например, пятнадцать тыщ народу проголосовало. Можешь такую ораву представить?
— Никак нет, — честно ответил хозяин кабинета.
— Вот. А если я их всех на тебя натравлю? Скажу, что какой-то там бизнесменишка пытается меня, их депутата, облапошить? То есть вместо того, чтобы помогать мне заботиться об электорате, наоборот, вставляет палки в колеса?
— Камнями забьют! — радостно улыбнулся Распопов, разливая коньяк. Политическая дискуссия, происходящая в собственном кабинете, ему положительно нравилась. Она приобщала его к высшему эшелону власти и делала вполне осязаемым грядущее вхождение в этот самый вожделенный мир кнопочек для голосования, выступлений по телевизору, сверкающих машин с синими мигалками.
— Забьют, — согласился гость, смачно отхлебывая коньяк. — А закусить-то что, нечем?
Распопов, всплеснув руками, выставил блюдечко с нарезанным и уже подвядшим лимоном, развернул шоколадку.
Депутат сунул в рот сразу несколько лимонных долек, сморщился, обсасывая пронзительную мякоть, выплюнул косточки и шкурки в ладонь, снова приложился к бокалу.
— И центр твой разгромят до основания. Или сожгут. И правильно сделают. — Он в упор и уже без всякого смеха взглянул на директора «Озириса». — Потому что надо работать честно. Честно, понял! — И гость поднял вверх указательный палец. — А ты? На ком нажиться решил? На нищих народных избранниках, которые каждую копейку готовы отдать страждущим. Не ожидал от тебя такого.
— Вы о чем? — Андрей Андреевич вдруг снова холодно взмок. Словно и не обсыхал в любовной горячке пять минут назад. И между ягодиц снова стало мокро и противно.
— А ты не знаешь? — удивленно уставился на него депутат. — Благодари мою доброту, что я к тебе пришел, а не в милицию! А то бы уже давал показания как мошенник!
— Иван Матвеевич, да что стряслось-то? — вслух затосковал Распопов, мгновенно вспомнив угрозы помощника мэра.
— Ты мне счет какой выписал? — прищурился депутат. — Не помнишь? За три месяца — почти семьдесят тысяч!
— Ну так вы же сами просили, чтобы препараты были самыми лучшими. Чтоб без последствий…
Андрей Андреевич вообще перестал что-либо понимать. Счет депутату, как и его коллегам, за лечение выписывали, да. И они вносили деньги в кассу. Но возмещать все непомерные траты народных избранников по восстановлению здоровья, утраченного во время особенно тесного общения с электоратом, им должна была страховая компания, с которой существовал тройной договор — страховщики, дума и «Озирис». А уж они как-то там по своим законам получали деньги из бюджета. То есть никто не оставался внакладе, наоборот. Сам «Озирис» этих денег и не видел, они транзитом уходили на страховые счета, возврат за использованные препараты предполагался по истечении квартала, тогда же, когда свои кровные получали обратно и пациенты. Эту схему в свое время предложила бывшая супруга. Она же и разрабатывала договор, и вела переговоры с заинтересованными сторонами. Правда, довести дело до конца не успела, потому как выбыла из славных рядов «Озириса», но пришедшая ей на смену Маргоша не только все завершила, но и страховую компанию выбрала совсем другую, более надежную и грамотную. Как там она называлась? Не то «Центавр», не то «Легион»…
— Вот о последствиях я и пришел поговорить, — веско припечатал депутат.
— Что, неужели и вас того… — Распопов чуть не ляпнул «заразили», но вовремя подавился собственным языком.
— А, оказывается, я не одинок? — ехидно осведомился депутат. — А чего ж ты тогда дурку валяешь? «Что случилось? Что стряслось?» — передразнил он хозяина кабинета. — Ну, что делать думаешь? Кто мне теперь деньги вернет? Я тебе что, Рокфеллер? Или Березовский?
— Так страховщики и вернут, — промямлил Андрей Андреевич. — Договор ведь у нас…
— Договор, говоришь? — переспросил депутат. И вдруг, вскочив, заорал так, что у Распопова ватно заложило уши: — Нет никакого договора! Мой помощник сегодня поехал в этот «Центурион» со всеми бумагами. А они на него глаза выпучили, как на марсианина. Понял?
— Нет, — честно помотал головой директор.
— Чего ты не понял? Липа этот твой договор. Про него там никто не слыхал! И с думой они никогда не работали! И медицинским страхованием не занимаются! И печать на бумажке липовая! И подпись!
— Не может быть, — осел на стол Андрей Андреевич. — Я же сам все подписывал…
— Короче, сколько ты там денег с нас настриг? Все вернешь. В двойном размере. За моральный ущерб. А с этим хренионом сам разбирайся. Кто тебя так подставил. Если, конечно, это не твоя гениальная придумка!
— Разберусь, Иван Матвеевич, — клятвенно прижал к груди кулаки Распопов. — Сегодня же разберусь! И доложу. А деньги, конечно, вернем, не сомневайтесь.
— Сроку тебе — три дня, — сообщил депутат. — За деньгами помощник зайдет. И смотри, сколько там наших у тебя по этой схеме лечилось? Чтоб всем вернул. А то закроем тебя на веки вечные. И передачки некому носить будет.
Он допил коньяк и, не прощаясь, вышел из кабинета.
— Катя! — истерично завизжал директор. — Маргариту Романовну ко мне! Быстро!
— Она по телефону разговаривает, — испуганно пискнула Катька.
— К черту телефон! Тащи ее сюда!
Секретарша исчезла в коридоре, Андрей Андреевич, не закрывая дверей, выбулькал в фужер остатки коньяку и залпом выпил. Уже запихивая в рот лимон, услышал в коридоре у приемной чьи-то шаги.
