— Лева! — радостно воскликнула женщина. — Лева знает!
Карелин, по-прежнему не сводя с женщины удивленных и непонимающих глаз, набрал Черного. Быстро переговорил. Развернул машину и понесся совершенно в другую сторону.
У дверей обшарпанного трехэтажного особняка на щербатых ступеньках курили отдыхающие милиционеры. Рядом стоял работающий «уазик», желтый, с яркой синей полосой.
— Подождите меня здесь, я сейчас. — Карелин властно прижал плечи встрепенувшейся было женщины к креслу. — С вами все равно никто разговаривать не станет. Скажите только, что нужно сделать?
— Забрать. Его, наверное, там избили, — Зоя заволновалась. — А он не может не дома. Он не привык. А если уколы…
— Понял, — прервал ее бессвязный монолог мужчина. — Ждите.
Его не было долго. Зое показалось — вечность. Она несколько раз порывалась выскочить из автомобиля и броситься туда, в светящиеся двери, за которыми томился израненный, больной, умирающий, ограбленный и униженный Володя. Однако предусмотрительный Карелин запер машину, а, как открыть ее изнутри, Зоя сообразить не смогла. Пришлось ждать.
В голове вставали картины одна страшнее другой. Окровавленный Рыбаков протягивал к ней руки, моля о прощении и пощаде. На него набрасывались бандиты с длинными ножами. И один из них, особенно жуткий, со светлыми лезвиями вместо глаз, вразвалку приближался сзади, чтобы нанести последний, смертельный удар. Всхлипывая, Зоя отгоняла видение, но тут же являлось новое: мертвый Рыбаков лежал в луже собственной крови, красная пена пузырилась вокруг черного рта. «Это все из-за тебя», — шептал он, вытягивая мертвый черный палец в сторону своей бывшей жены.
— Ну как вы тут, Рита? — заглянул в салон Карелин. — Надо подождать минут десять. Его в чувство приводят. Потом сразу и заберем.
— Он жив? — не веря, почти счастливо выдохнула Зоя.
— Конечно, — пожал плечами мужчина. — Только пьяный очень. И весь в порезах, да. Но не сильных, так, царапины… Короче, не огорчайтесь!
— Вы его видели?
— Нет. Вот выйдет, тогда и познакомимся.
— Сергей… — Зоя вдруг вспомнила, что у ее спутника есть имя. — Сергей… Простите меня за все.
— Да что вы, Рита, пустяки…
— Погодите… — Зоя нервно сглотнула. — Дело в том… Его надо отвезти домой. Пожалуйста…
— Конечно, — пожал плечами Карелин, словно это само собой разумелось. — Не брошу же я вас с ним тут. Довезу!
— Нет, — Зоя длинно и тяжело вздохнула. — Вы не поняли. Его надо отвезти к нему домой, а меня — не надо, я — сама.
— Действительно, не понял! Вы что, вообразили, что я могу оставить вас тут? Одну? Хорошего же вы обо мне мнения!
— Володя… Он мой брат. Сводный. Он живет тут, недалеко… А я живу отдельно. Ну… А помочь ему больше некому. Потому что никто не знает.
— Рита, — мужчина потер лоб, соображая, — значит, я отвезу его, потом вас.
— Нет! — Зоя испугалась. — Нет! Он не должен меня видеть! Я не хочу! Понимаете, мы в ссоре… Давно… И если он меня увидит…
— Так… — Карелин задумался. — И что же нам делать? Не могу же я, в самом деле, бросить вас одну тут в два часа ночи! Да и не хочу! С какой стати? Давайте вызовем ему такси.
— А если с ним опять что-нибудь случится? — запротестовала Зоя. — Пожалуйста…
— Вы так о нем беспокоитесь, — хмыкнул мужчина, — что мне даже завидно… Мне вот так с сестрой не повезло. В конце концов… — поймал взгляд спутницы, жалкий, растерянный, умоляющий, — мы его посадим на заднее сиденье, а вы просто не будете оборачиваться. Он в таком состоянии маму родную не признает, не то что сестру. Тем более, вы давно не виделись. Правильно я понял? Идет?
— Идет, — едва выдавила Зоя побелевшими губами, показывая на открывшуюся дверь райотдела. — Уже…
На крыльце, поддерживаемый коренастым пожилым милиционером, покачивался Рыбаков. Под яркой лампой дневного света, укрепленной над дверью, были ясно видны грязные брюки, темные пятна на светлой куртке. Щеки и подбородок Владимира Георгиевича крест-накрест перечеркивали ослепительные полоски лейкопластыря. На голове, словно стильная бандана, красовался широкий бинт. Кисти рук, которыми страдалец неровно взмахивал, чтобы удержать равновесие, тоже были перебинтованы.
— Господи, — шепнула Зоя, — бедненький…
— Все, сидите, не оборачивайтесь, — приказал Карелин. — Ехать далеко?
— Нет, на Осиновую аллею, минут десять отсюда.
— Отлично! — обрадовался Сергей, выскакивая из автомобиля. Пошел к милиционеру, что-то сунул ему в услужливо подставленную пятерню, сгреб под локоть Рыбакова и подвел к автомобилю. — Давай, братан, вот сюда, назад. Сейчас мы тебя домой доставим.
Рыбаков послушно завалился на сиденье, негромко, но злобно матерясь. Зоя вжала голову в плечи, прижалась к спинке и, кажется, просто слилась с просторным кожаным креслом. Пожалуй, сзади обнаружить ее присутствие стало совершенно невозможным. Это ее и подвело.
Карелин уже выруливал на проспект, когда Рыбаков вдруг зычно и требовательно скомандовал:
— А ну стоять!
— В чем дело? — повернул голову Сергей.
— Остановись, мудило, — снова приказал пассажир.
Машина встала. Рыбаков шустро открыл свою дверь, вывалился из салона, тут же, с невероятной прытью, распахнул переднюю дверцу и полез в автомобиль.
— Не могу ехать сзади, мутит, — объяснил он, наваливаясь на невидимую Зою.
Женщина вскрикнула, отталкивая пьяную тушу. Рыбаков качнулся назад, всматриваясь в неожиданную помеху.
— Опа! — провозгласил он вдруг с пьяной радостью. — Кого я вижу! Зоя Романовна! А ты тут откуда? С любовником катаешься? Он у тебя таксером работает? Или тебя клиентам за треху сдает? А может, ты теперь дороже стоишь?
Зоя не просто обмерла — умерла. От стыда, боли, горечи. От унижения и испуга.
Карелин на секунду оторопел, но тут же выскочил из машины, оттянул Рыбакова от Зои за ворот куртки, развернул к себе и сделал только одно короткое точное движение.
Пьяница ровным кулем осел на землю. Зоя вскрикнула. Карелин крякнул, приподнял рыхлое тело, уцепив под живот, и впихнул на прежнее место — заднее сиденье. Вытащил из кармана белоснежный платок, тщательно вытер руки, снова оказался в водительском кресле.
— Молчите! — предупредил попытку Зои объясниться. — Не надо. Потом. Лучше покажите, как быстрей доехать. И за него не бойтесь. Очухается через сорок минут.
Когда машина въехала в знакомый двор, Зоя, показывающая короткую дорогу, испытала странное ощущение. Словно бы именно отсюда уехала она сегодня утром на работу.
Было так же темно. Так же влажно и тускло. Так же горбатились под фонарями детские качели. В лестнице детской горки по-прежнему не хватало двух верхних ступенек. И даже в открытую форточку ее кухни точно так же вырывалась, топорщась по ветру, голубая в желтых тюльпанах занавеска. Она тогда еще отругала себя, что позабыла закрыть окно. Но возвращаться не стала: плохая примета. И что? Может, если б возвратилась, как раз ничего бы и не было? И сейчас бы она шла в свой дом, привычно дожидаться, когда появится Рыбаков. Пьяный и брезгливый.
