И что делать? Неизвестно, поймала ли милиция преступников. Значит, жизнь его по-прежнему в опасности. И, значит, он не должен высовывать носа из дома. Пока милиция не доложит о том, что бандиты пойманы.
Ха! Так, значит, он никому ничего не должен?
Владимир Георгиевич повеселел. Даже попытался улыбнуться. Но лицо свело такой саднящей болью, что вместо улыбки, наоборот, вырвался стон. Кряхтя, мужчина вылез из кресла, откинул теплое одеяло с растерзанной постели и тяжело угнездился под ним. Придавил к щеке второй подушкой нашлепку из все еще мерзлого фарша, прикрыл единственный зрячий глаз.
Раз торопиться некуда — посплю. Отдохну. А потом я вам всем покажу! — глубоко и облегченно выдохнул он. — Не на такого напали!
Через пару минут он уже спал.
* * *
Утренний сон вышел глубоким и спокойным. Отошли-спрятались недруги, юная любовница не мучила своими капризами, и, главное, лежать под теплым солнцем было так хорошо! Море плескалось почти у ног, горячий песок шершаво елозил под придавившей его щекой, где-то недалеко что-то гортанно выкрикивали пляжные служки, разносящие отдыхающим напитки из бара. Так вот и лежать бы всю жизнь, в неге и покое, да только спина затекла на жестком лежаке, и острые лучи солнца упирались прямо в глаза. Сменить бы позу, а заодно прикрыться от слепящего света, но лень, лень, лень…
Нет, наверное, все же придется. Да и настырного горланящего араба не мешало бы шугануть. Ишь, разорался над ухом, урод…
Андрей Андреевич нехотя разлепил глаза, прикрыв их козырьком ладони, и прямо перед собой увидел что-то длинное и черное. Вроде антрацитово поблескивающей палки. Конец палки вдруг больно уперся в плечо, и голос, противнее которого Распопов не слышал ни разу в жизни, грубо произнес:
— Вставай, чудило, на выход!
Распопов перевел неверные глаза на говорящего и узрел перекормленное красно-налитое лицо под форменной милицейской фуражкой.
— Ну? — недобро вопросил краснорожий. — Долго ждать? Или на трое суток тебя тут оставить?
Комок тряпья на лежаке у стены вдруг зашевелился и заволновался:
— Утро уже? Выпускаете?
— Щас, разбежался, — спокойно ответил милиционер. — Насчет тебя приказа не было. Спи спокойно.
Поднявшаяся было голова покорно опустилась на место, человек в углу успокоенно затих. Кому охота ни свет ни заря на улицу тащиться? Куда лучше тут, под крышей, в тепле и покое нормально отоспаться…
Распопову тоже мгновенно расхотелось выходить из камеры. Потому что там, снаружи, ничего хорошего его не ждало. Он сообразил это как-то сразу и мучительно резко. Несмотря на то что в голове было муторно и темно, гнетущие тревожные мысли, видно, вполне обустроились там, пока он спал, изгнав все постороннее и неважное. Пронеслась перед глазами кавалькада омерзительных вчерашних лиц, скрежетнул в ушах металл сверкающего «вольво», вмятый в салон тычком распоповского «ауди», угрожающе блеснул черный бок изъятого при задержании пистолета.
— Слышь, ты, Распопов, — милиционер предупреждающе занес дубинку. — Я долго ждать буду? Шевели ластами!
Андрей Андреевич совсем уже и промолчал, понимая униженность и обреченность своего положения, но пока, собирая непослушные конечности в кучу, он все же попытался встать, в голове вдруг пробилась вполне разумная мысль: ведь если выпускают только его, а соседа-забулдыгу заставляют париться дальше, значит, сообразили, наконец, с кем имеют дело? Ясное дело, сообразили! Дошло к утру, что с Андреем Распоповым шутить не стоит. Себе дороже.
Вот, — сам себя похвалил Андрей Андреевич, — русский ум никакой французский коньяк не заглушит. И почему-то вслух добавил:
— Били мы вас под Москвой и еще бить будем!
— Кого это ты собрался бить? — угрожающе поинтересовался милиционер. — Я те щас за сопротивление…
— Осторожнее, сержант, — веско посоветовал Распопов. — Как-никак с майором разговариваешь.
— Здесь у нас таких майоров — пол-изолятора, — хмыкнул мент. — А вторая половина — сплошь генералы. Давай, тащи свою задницу, пока цел.
В пререкания с недалеким толстяком Распопов вступать не стал. Резким движением провел ладонями по лицу, придавая ему, как казалось, вид строгий и снисходительный, и в дверь дежурной части входил уже вполне созревшим для серьезного разговора о произошедшем досадном инциденте, закончившемся неприятной ошибкой милицейских органов. Впрочем, вот прямо сейчас, в семь утра, права Андрей Андреевич качать не собирался. Успеется. Скорее бы домой попасть.
Перед дверью дежурки в крошечном вонючем предбаннике ему пришлось стоймя простоять чуть ли не полчаса, и с каждой новой минутой благодушная снисходительность Андрея Андреевича таяла, уступая место раздраженному недоумению, а под конец уж и вовсе — вполне объяснимой злости.
Когда, наконец, его запустили в душное помещение, и сидящий за столом тот же самый усатый капитан, не глядя, презрительно кивнул на хлипкий стул, Андрей Андреевич не выдержал:
— Хорошие у вас порядки, гражданин начальник! Сначала в кутузку, а уж потом — разберемся…
— Вы чем-то недовольны? — Милиционер нехотя, исподлобья, глянул на Распопова.
— Может, мне вам еще и спасибо сказать? — Злость просто ослепила Андрея Андреевича.
— Может, — согласился дежурный. — Но не мне. Я бы тебя годика через три выпустил, не раньше.
— Что?! — Распопов аж подавился собственным гневом. — Да как ты… Да я тебя…
— Так, подписывай и вали отсюда, пока я не передумал. — Лицо капитана вдруг закаменело, резко обозначились крутые желваки, чуть ли не продирающие тонкие желтоватые щеки. Он презрительно двинул к Распопову исписанный листок.
Мгновенно и интуитивно Андрей Андреевич осознал: лучше — промолчать. Он взял в руки протокол и стал вчитываться в неряшливые строчки.
Послужной список, обозначенный в бумажке, впечатлял. Управление автомобилем в нетрезвом состоянии, создание аварийной ситуации с причинением материального ущерба, ношение огнестрельного оружия без соответствующего разрешения, сопротивление при задержании… Хотя все это он и так знал. Удивляло одно — сухая объективность документа.
— И куда меня теперь? — нарочито бодро поинтересовался он, понимая, что с набором таких подвигов никто из милиции не отпускает.
— Сказал же, подписывай и вали, — процедил капитан. — До дома сам доберешься. Машина на арест-стоянке. Днем штраф оплатишь и заберешь.
— А это? — Распопов недоуменно указал на протокол.
— Это — не твое дело.
— Так я вам, наверное, что-то должен? — От счастливого изумления Распопов перешел на вежливое «вы». — Я отблагодарю, капитан! Я…
— Заткнись, — оборвал его радостное блеяние милиционер. — Сказал — вали, пока начальство не явилось.
