— Да нет вопросов, Лев Давыдович, — успокоил его Сергей. — Занимай мой служебный. Все к твоим услугам. Стрелка, что ли?
— Типа того, — кивнул Черный. — Справедливость будем восстанавливать, как всегда! — Он довольно хохотнул.
— Лады, — пожал ему руку Карелин. — Только давай тихо, чтоб без драк. Без стрельбы.
— Обижаешь! — снова хохотнул Лев. — Это ж не разборка, а просто деловая встреча. К тому же с участием прекрасного пола. — Он деловито тряхнул карелинскую руку и вернулся к дожидавшемуся мужчине.
Ну вот, я и узнал, что хотел, — подумал Карелин. — Вряд ли возможно такое совпадение, чтобы в один день Черный решал сразу два вопроса с участием женщин. Значит, это и будет та самая историческая встреча, о которой говорила Зоя. В его «Ладушках». Тогда и придумывать ничего не надо, глупых поводов искать. Его заведение. Он может оказаться там в любое время. И окажется. А видеопост позволит наблюдать за тем, что там, в кабинете, происходит. От операторской до кабинки — ходу несколько секунд. Успеет.
И куда ты собрался успеть? — спросил он тут же сам себя. — Что ты рассчитываешь увидеть на мониторе? Как Зою насилуют и убивают? Как пытают раскаленным утюгом?
Ему стало смешно от детско-киношных мыслей, но, как только нелепая картинка в голове сменилась, тут же снова возникла тревога. Странная, сосущая.
Впрочем, непривычное ощущение терзало его недолго. Уже через пару минут он с головой погрузился в обсуждение нового проекта с людьми, которым пришлось прождать его почти полчаса. Минута ушла на искренние извинения, минута — на сервировку стола утренним кофе, и — понеслось. Обычный день, обычная жизнь.
После полудня, когда он в очередной раз попросил кофе, а обсуждение контракта перешло в самую важную, финансовую стадию, секретарша, расставляя чашки, шепнула:
— Вам по мобильному звонила некая Зоя, попросила, чтобы я выяснила насчет ключей от машины. Вам это что-нибудь говорит?
— Да, — кивнул Карелин, — позвони, извинись, и пусть кто-нибудь из водителей отвезет ей ключи. Скажи, как освобожусь — перезвоню.
* * *
— Перезвонит, как освободится, — задумчиво повторила Зоя. — Занят.
— И хорошо, — убежденно сказала Рита. — Значит, не сильно-то ты ему и нужна. Так что выкинь этого красавчика из головы, все они одинаковые. Нам сегодня не до того.
— Ритуль, — Зоя сосредоточенно растирала на кухонном столе пятнышко от кофе. — Скажи, мы уже прыгнули?
— Куда? — изумилась подруга.
— Помнишь, ты в самом начале говорила, что мы должны замереть, затаиться, набраться сил, а потом прыгнуть, как рыси…
— А, ты об этом! Прыгнули. Еще вчера. И с тех пор летим. Чувствуешь, какой мандраж? Это от того, что мы сейчас между небом и землей зависли. Главное, чтоб на лету не подстрелили! — Рита усмехнулась. — Одно радует: охотники из наших с тобой бывших — никакие. Целкость коньяком подпорчена, руки дрожат. Ладно, ждать недолго осталось. Назад все равно пути нет. Одно странно, что ни тот ни другой нам не позвонили. Мой, то есть твой, между прочим, уже должен был оклематься. Все-таки до самой двери доставили!
— Да он никогда раньше двенадцати не вставал!
— Зоя, ты что? — Рита удивленно крутнула пальцем у виска. — Но не совсем же он того! Как с тремя машинами разбираться будет? Да еще вечерний визит моего Дрюнечки. То есть твоего! Неужели после всего этого он может до двенадцати дрыхнуть?
— Может, Ритуль, — Зоя грустно улыбнулась. — Помнишь, я тебе рассказывала, что мы судились? Вопрос тогда решался: быть «Центуриону» или не быть. Адвокат накануне суда у нас полдня сидел, писал для Рыбакова речь, Вовка ее наизусть учил. А вечером потащился развеяться куда-то, пришел под утро, пьяный. Суд — в десять, а я его поднять не могу. Наревелась, нанервничалась, пошли вдвоем с адвокатом. А Рыбаков явился к обеду. Амбре — рядом находиться невозможно, глаза красные, речь свою, понятно, забыл. Адвокат психанул и заявил о выходе из процесса. Суд из-за этого перенесли. Это нас и спасло.
— Ну а потом что твой Рыбаков говорил? Каялся?
— Еще чего! Обвинил во всем меня и защитника. Типа, без него могли все сделать.
— Нет, Зойка, я все-таки не понимаю, как ты с таким чудовищем жила…
— Прощала. Надеялась, что сам все поймет. Что изменится.
— Я тоже, — вздохнула Рита. — Все время казалось, вот еще чуть-чуть, и этот кошмар закончится. Встану утром и увижу прежнего Андрюшку. Ладно, хватит. Чего-то мы с тобой не о том говорим. Мне интересно, где Распопов? Его в семь должны были выпустить? В полвосьмого обязан был на работе торчать! У него перед властью с армейских времен трясучка. Есть! Понял! Слушаюсь! Разрешите исполнять! Так что он в прятки с мэрией и думой играть побоится. А раз не в офисе — наверняка протирает штаны в какой-нибудь приемной. Вопрос, почему тебе, ближайшей помощнице, не звонит? Он же сам нормально и договора прочитать не сможет. Или — тоже уснул? С него, конечно, станется в постель завалиться, но он у меня существо тонкое, ранимое, будет по кровати как блоха скакать, валерьянку пить для успокоения, по квартире бегать, орать, что весь мир его предал. Нет, Зойчик, что-то не то происходит. Чего-то мы не учли. Давай-ка собираться и по рабочим местам, чтоб инициативу не упустить. Время, время! До знаменательной встречи всего ничего осталось.
Душ, фен, макияж, кофе.
— Как одеваемся? — спросила Зоя.
— Как на главный праздник! — весело и нервно ответила Рита. — Он же — последний и решительный бой! Во все чистое и новое!
— Новое-то откуда? — недоуменно застыла Зоя.
— Да ну тебя, — отмахнулась подруга, — это присказка такая. Давай. Поторапливайся.
Собирались — каждая в своей комнате.
Маргарита надела короткую, едва за колено, узкую кремовую юбку, тончайшую, прозрачную, едва уловимого кораллового оттенка блузку с пышным воротом, состоящим из нескольких воланов, сверху накинула трикотажную короткую кофточку цвета тающей вечерней зари, завершила наряд бежевыми сапогами на высокой шпильке, критически оглядела себя в зеркало.
— Пожалуй, слишком нарядно. Воланы тут лишние. Как, Зоя?
— Да, правда. Для ресторана хорошо, а для работы — вызывающе. А я как?
Она повернулась перед подругой, показываясь со всех сторон. Мягкие темные брюки, тонкий короткий трикотажный джемпер с открытым горлом густого синего цвета, на открытой шее, вместо украшения, любимый шифоновый шарф, желтый, с зеленой радугой, разбегающейся по всему полю.
— Скромница ты моя, — любуясь, проговорила Рита. — Да такую грудь напоказ выставлять надо, а ты все шарфиком прикрываешься!
— Вот загорю в Египте, тогда и начну показывать!
— Ладно, тогда я тоже особо выпендриваться не стану. — Рита сбросила кофточку с блузкой и натянула кремовый же, чуть светлее юбки, свитерок. — Как сейчас?
