— Ну, это ты. А я вот взяла и сбежала, — с величавым достоинством произнесла Троун, как бы демонстрируя превосходство над Миленой. — Укрылась в Болоте, в тростниках. Чтобы, не дай бог, никто не исцелил. Там и пряталась какое-то время, а затем вернулась. И знаешь, Морфология у меня просто жуть какая. — Тут Троун подалась вперед и, обхватив руками грудь, выставила ее вперед, растянув вырез трико. — А у тебя? — спросила она с многозначительной улыбкой.
— Что у меня? — переспросила Милена, не в силах поверить.
Троун лишь закатила глаза.
— Ну, это? — И, привстав на коленях, заголилась еще сильней.
Миленой овладело что-то похожее на вязкий, тягучий страх.
«Боже мой, это она мне? Что это я, нашла себе еще одну?»
— Н-ну… да! — ответила она без особой уверенности, на всякий случай.
Теперь черед осторожничать настал уже для Троун.
— «Да» — в смысле что? — переспросила она, снова меняя позу.
Лицо у Милены пылало. Не зная, как преодолеть сконфуженность, она улыбнулась какой-то медленной, боязливой улыбкой.
— Ну это… Все, что ты говоришь.
Все пошло как-то быстро, покатилось кубарем.
Троун с нервным смешком подобралась ближе.
— А если я говорю, что это может быть опасно? Если ты не знаешь, о чем я спрашиваю?
В комнате будто образовалась гремучая смесь. Как тень от двоих человек, вдруг обретающая свою, обособленную жизнь. Влечение здесь было лишь частью смеси, но при этом оно было редкой, неодолимой силы — которая и толкнула Милену к Троун.
А та с вкрадчивой улыбкой подползала навстречу.
— Ты еще не знаешь, совсем не знаешь, чего я от тебя сейчас хочу.
«Но ведь это так грубо, — мелькнуло у Милены, — так банально. Примитивный вампиризм».
Троун взасос поцеловала ее в шею. «У меня уже бывали подобные фантазии», — отметила Милена, при этом отвечая на ласки Троун. Затем Троун принялась лизать Милене лицо, как леденец.
«А мне это надо?» — подумала Милена, плотно сжав губы и веки. От Троун попахивало потом и дешевыми духами.
— О-о, сладость, коснись меня, коснись…
«Это она к чему? Она что, вправду думает, будто я при этом обезумею от страсти?» Подавшись назад, Троун стянула с себя трико. У Милены между тем желание пошло на спад, сменившись какой-то опустошенностью с легким покалыванием внизу живота.
Сощуренные глаза Троун напоминали теперь рубцы, губы расползлись в оскале. Снова опускаясь на Милену, она отвернула лицо, словно отрицая происходящее.
«Она что, действительно испытывает наслаждение?» — недоумевала Милена.
Кое-как она пробовала подстроиться под свою партнершу. Попыталась принять более комфортную позу, но коврик под спиной все время сминался и выскальзывал. Недолго полежав под самозабвенно ерзающей Троун, Милена наконец легонько похлопала ее по плечу.
— Троун, — сказала она, как будто напоминая о чем-то ей уже известном, — Троун. Ну хватит.
Та на миг застыла, а затем моментально скатилась вбок.
Милена села. Во время возни она успела удариться обо что-то локтем. Взглянула на Троун: та лежала на боку, спиной к Милене, прижимая к себе скомканный коврик. Из-за сидящих в обтяжку штанов Милена, прежде чем встать, вынуждена была неловко сесть на корточки.
— Ты так потому, что я старая и толстая? — спросила с пола Троун, изучая бахрому у коврика.
— Ты не толстая, — сказала Милена, не для того, чтобы утешить ее, а потому, что так оно и было.
Троун села и ядовито посмотрела на нее.
— Да толстая я, толстая. Не ври. — И демонстративно защемила себе складку обвислой кожи на животе. А затем встала и принялась натягивать трико, следя, чтобы эластичная ткань выгодней облегала фигуру.
— Отношения у нас должны быть сугубо профессиональными, никаких вольностей, — резко заметила Троун.
— А не поздновато ли мы хватились? — намекнула Милена с улыбкой.
— Нет! — ответила та, тряхнув гривой. — По крайней мере, что касается меня.
— Ну и хорошо. Замечательно. Рада это слышать, — сказала Милена, потирая ушибленный локоть.
— В работе я беспощадна ко всем, — холодно заметила Троун. Поверх трико она натянула еще и брюки. — Я перфекционистка. А это, доложу я тебе, такая мука: постоянно стремиться к совершенству.
— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — согласилась Милена, а сама подумала: «Что-то с этой женщиной не так». Локоть успел полиловеть.
— Ты меня возненавидишь, — заявила Троун со вздохом, будто констатируя факт. В голосе звенел отголосок истины. И будто бы даже чувствовался оттенок обещания. Милена вгляделась в это печальное лицо, пожирающее ее взглядом.
— Ну почему же, — возразила она негромко. Процесс увещевания начался.
ВОЗВРАЩАЯСЬ В ТОТ ДЕНЬ СО СТРЭНДА, Милена неожиданно вспомнила: «А ведь скоро мой день рождения».
Минул уже год, как ушла Ролфа. Эта мысль словно пригвоздила Милену к месту. Она сейчас стояла на мосту Ватерлоо, как раз где они с Ролфой возвращались из того паба, «Летящего орла». В этом году сентябрь выдался жарким, влажным, каким-то субтропическим. Однако именно этим вечером небо прояснилось и приобрело тот самый сливовый оттенок, как тогда, когда они с Ролфой шли домой после знакомства с Люси.
Все так же выглядел свинцовый купол белокаменного собора Святого Павла. Различие состояло в том, что по обоим берегам реки теперь тянулись цепи электрических огней. Свет от них лужами разливался по тротуарам.
«Вот так теперь и будет, Ролфа, — размышляла Милена. — Я буду от тебя отдаляться, все дальше и дальше. А твой образ будет понемногу тускнеть, проступать все слабее, как один из тех огоньков на конце цепи».
Времени разгуливать у Милены особо не было. Сегодня был ее черед смотреть за маленьким Берри. Она медленно побрела, опустив голову.
Год с той поры, как ушла Ролфа; месяц с тех пор, как при родах умер Бирон. Как все же несправедлива жизнь. Он вынес все до конца. Ребенок родился, издал свой первый крик. Бирон еще успел ему сказать: «Ну, привет! С появлением!» А потом оборвалась плацента; кровь брызнула до потолка. И на свете стало одним сиротой больше. Правда, не совсем: у него осталась мать, Принцесса. Просто у нее не было сил его видеть.
Милена прошла мимо ступеней Зверинца и направилась дальше, в Детский сад.
Она вошла в помещение, где рядком тянулись деревянные кабинки с разноцветными картинками. Пахло малышами: молочной смесью, застиранными пеленками, распашонками. Было тепло до духоты, у Милены даже закружилась голова. Няня подвела ее к люльке, где лежал Берри: трехнедельный младенец с вдумчивыми, серьезными голубыми глазами. Он неотрывно смотрел на Милену. «Ну, кто еще на этот раз?» — казалось, говорил этот взгляд. Милена подняла его из люльки; малыш тоненько захныкал.
