Музи и Фессания встали на колени и соединили руки на глиняной голове пса. Маг, чье плоское, похожее на лунный диск лицо покрывали шрамы – следы то ли оспы, то ли прыщей, – помахал курильницей и пробормотал магическое заклинание, призванное отогнать коварных духов.
На соединенные руки супругов и голову собаки посыпали сушеный тимьян.
– Теперь ваш бог оживет, – сообщил маг внимающей пастве. – Хозяйка дома должна кормить его каждое утро, чтобы он не сбежал. Сбежавший домашний бог опасен, поскольку ему больше негде жить. Все обязаны заботиться о домашних богах, потому что завистливые бродячие боги подбивают людей на грабежи, разбой, насилия и кражи. Они завидуют счастливым домам, но проникнуть туда могут только хитростью или обманом.
– И что же, многие боги покидают дом из-за отсутствия внимания? – поинтересовалась Фессания.
– Такое случается, госпожа. А иначе почему бы людям воровать, убивать и совершать другие отвратительные преступления?
– А если от болезни умирает целая семья, что тогда?
– Тогда бога нужно быстро разбить, но сделать это может только маг. Не бойтесь. Бог охранит вас от болезни… в меру своих сил.
– Кости его устроят?
Луноликое лицо мага отразило беспокойство.
– Он ведь собака, – пояснила Фессания.
– Его устроит ячменная лепешка, госпожа. И блюдечко с водой, чтобы омыть пальцы. Странно, что вы этого не знаете.
– Видите ли, – протянула Фессания, – я дочь Мардука, поэтому у нас все было немного по-другому. Ладно, никаких костей и дохлых кошек на алтаре.
Музи фыркнул – до чего же умная у него жена.
Через несколько дней после освящения Гупта нанес первый из серии регулярных визитов, целью которых было обучение Фессании практике эзотерических дисциплин. Предполагалось, что занятия будут проходить еженедельно, по паре часов кряду. Мужу Фессания объяснила, что индиец – ее учитель, что она желает освоить восточные танцы и что каждой порядочной замужней даме положено иметь то или иное увлечение. Спорить Музи не мог, поскольку и сам развлекался, гоняясь за дикими зверями. О том, что Гупта обучает танцам красоток-стриптизерш, Фессания благоразумно умолчала.
Душа и мысли Музи были вообще свободны от каких-либо подозрений – возможно, к неудовольствию Гибила, чей процветающий бизнес предстояло со временем унаследовать именно простодушному сыну. Во избежание ненужных слухов и толков Гупта и Фессания занимались внизу, в столовой. Упражнения, исполнять которые зачастую требовалось в замедленном темпе, действительно походили на изощренные движения неведомых экзотических танцев. Только вот конечной целью была не демонстрация гармонии музыки и тела, а полное исчезновение последнего.
Время текло неспешно, как Евфрат, видеть который Алексу давно не приходилось. Впрочем, он и не замечал его течения. Алекс носил воду. Мама Забала готовила. Неттичин охранял ворота. Музи гонялся за зверями и пил – умеренно – в компании таких же, как он сам. Домашний божок регулярно потреблял в день одну ячменную лепешку, в чем ему помогали залетавшие в молельню воробьи.
А во дворце, как поговаривали, царь Александр приближался к последней черте. Любимчик царя, Гефестион, то топил печали в вине, то носился голый по городу, рискуя умереть от разрыва сердца, принеся, подобно новому, безумному Фидипиду, весть о конечной победе смерти. Опечаленные таким ходом событий и не представляя жизни без Александра, солдаты его гвардии затевали пьяные ссоры с магами, сбивая с оных островерхие колпаки и проламывая головы.
Потом настал день, когда Фессания объявила о беременности. Обрадованный Гибил тут же примчался с поздравлениями. Вслед за ним пожаловал доктор Кассандр, принесший Фессании некие настойки, призванные «установить пол плода» и предотвратить нежелательные явления вроде выкидыша. (Снадобья эти Фессания, разумеется, вылила.)
Неттичин преподнес госпоже глиняный амулет в виде высиживающей яйцо курицы.
– Обошелся в целый шекель, госпожа, но мне нисколько не жалко. Вы же понимаете.
Амулеты вообще ценились намного дороже, чем стоили, поскольку сила их могла оказаться несоизмеримой с расходами.
– Я буду относиться к нему так, словно он золотой, – ответила Фессания.
Со дня свадьбы прошло шесть месяцев, и беременность Фессании вопреки стараниям Гупты становилась все более и более заметной.
Сославшись на угрозу смещения плода, причиной чего мог стать чересчур активный детородный орган мужа, Фессания окончательно перебралась в свою комнату в башне и даже добилась от супруга согласия на то, чтобы в те ночи, когда его нет дома, ее покой охранял верный раб. Возражений не последовало, а потому все продолжалось как и раньше, разве что теперь Фессания всегда принимала позу всадницы и для достижения экстаза часто пускала Алекса в галоп.
– Я изобрела прелестный способ удовлетворять супруга, – призналась она однажды ночью. – В комнате у него есть натянутая на раму шкура львицы. Ты должен был ее видеть. Так вот, я залезаю под нее, становлюсь на колени лицом к хвосту, под которым проделала дырку, и рычу. Музи набрасывается на львицу, а я пускаю в ход руки, смазав их предварительно мазью, или, если есть настроение, рот. Ему нравится. Однажды он насмерть сразил львицу ударом копья. Теперь поражает ее другим оружием.
Алекс промолчал.
– Понимаешь, я нисколько его не презираю, – продолжала она. – По-моему, так ему приятнее. Когда под ним конь, он чувствует себя воином. Когда под ним львица, он – Царь Зверей. Почти бог. – Она застонала от наслаждения. – Я раздвигаю границы его воображения. Я его готовлю.
– К чему? К тому, чтобы из него получился ростовщик?
– Уверена, Гибил уже видит перемены.
– Он бы удивился, узнав, каким путем они достигнуты.
– Эй, уж не ревнуешь ли ты? Не забывай, Музи – мой муж. Разве ты смог бы достойно меня содержать, а, раб? А так, дорогой, получается, что он содержит нас обоих.
– Когда-нибудь Музи обо всем узнает и проткнет меня копьем.
– Я защитила тебя от Мардука, уберегу и от Музи.
– Какое счастье, что, таская из канала проклятую воду, я не чувствую себя изнеженным, капризным жиголо.
– Уверяю тебя, учиться быть невидимкой – работа не легче.
– Ах да, поиски просветления! И как успехи? Уже обрела свойство прозрачности?
– Зря я рассказала тебе про львицу.
– Наверное, тебе самой нравятся эти кошачьи забавы.
– Ты прав, нравятся. Они так возбуждают. Почему бы и не позабавиться? Мужчины ведь ходят в бордели за тем же самым, не правда ли?
– Откуда мне знать?
– Послушай, Алекс, здесь, в постели, у нас любовь. Настоящая любовь. И ребенок тоже настоящий. Наш, твой и мой. Я рассказываю тебе об этих играх, потому что ты часть меня, а я часть тебя.
