— Закрой глаза, идиот! — кричит откуда–то Танька. — Говорила же!.. Закрой и иди!..
Я до хруста зажмуриваюсь и рвусь вперед. Я иду, иду, и Танька хватает меня за штормовку.
— Отбой, — говорит она. — Ты его прошел. Смотри.
И я смотрю. Мы находимся на вершине горного склона, вокруг во мраке расстилается лес, а у подножия горы зияет круглое озеро.
— Вот она, Великая Дыра за Багаряком, где находится Источник Времени, — тихо и торжественно произносит Танька.
Мы начинаем осторожно спускаться.
— Для зелья наберешь фляжку. Там как раз примерно миллион лет будет, — распоряжается Танька. — Только не вздумай пить, концентрация чудовищная, станешь бессмертным…
— Плохо, что ли?..
— Кретин! — сатанеет Танька. — Тут один в прошлом году решил стать бессмертным и искупался. Пошел на дно, как колун. Сейчас его здешние Прошлогодним Утопленником зовут. Будет утопленником до конца света… Так вот, Маза, воду даже не трогай. Брось фляжку на веревке. А если намочишь чего — обязательно суши, понял?
— Понял, понял… — бурчу я.
От озера веет ледяным холодом. В тучах над ним держится круглое окно, там горят звезды. Берега озера каменные, а дальше начинается черный лес.
Уже приблизившись к воде, я чувствую свет на затылке и задираю голову. Из облачной полыньи плавно опускается какой–то сложный космический аппарат с алыми переливающимися огнями, растопыренными крыльями солнечных батарей и толстой голубой цистерной. С тихим жужжанием, не отражаясь в озере, аппарат зависает над берегом, лучами прожекторов обшаривает окрестности, выдвигает три тоненьких ножки и садится на них. В борту расходятся створки шлюза, откидывается пандус, и четыре многоруких существа, в скафандрах, вытаскивают шланг. Они бросают его в озеро, идут круги, и аппарат начинает гудеть.
— Ну–ка, доставай трубу!.. — слышу я истошный вопль и вижу карабкающегося между валунов Тимофея Улыбку. — Время хитить хотите, сволочи?!.
Пришельцы что–то поясняют ему, путано махая руками.
— Да мне плевать на ваши Плеяды!.. Вас только пожалей!.. — орет Тимофей. — На одном только Тутанхамоне на сколь ведер я нагрелся?!. Самим времени не хватает!.. Вытаскивай трубу, кому говорят!..
В руках его появляется топор со сверкающим лезвием. Пришельцы стремительно улепетывают. Шлюз закрывается, и подскочивший Тимофей яростно долбит его обухом. Топор на глазах увеличивается в размерах.
Одним махом Тимофей отсекает шланг, и тот змеей соскальзывает в воду. Потом Тимофей снова заносит топор, который величиною уже с него самого, и как сучок отрубает цистерну. Отвалившись, она катится вниз, подскакивая на валунах, падает в озеро, немного плавает и без пузырей проваливается в бездну. Тимофей своим неимоверным оружием отхватывает звездолету одну ножку. Звездолет кренится и начинает медленно подниматься в небо. Тимофей ругается и машет ему вслед топором, лезвие которого размером с дельтаплан.
— Давай на скоростях… — шепчет мне Танька. — И сматываемся…
Пригибаясь, я лезу вниз и на ходу отвинчиваю с горлышка фляжки ребристый колпачок.
Злобные недоумки
Был рабочий день, и все сидели в лаборатории. Пузан на большом, заляпанном кислотами столе специальной линейкой делал морфологические замеры выкопанных растений. Ричард, тяжело дыша, на мясорубке прокручивал пучки трав и собирал труху в пакетики. Николай Марков на электрических весах взвешивал образцы в керамических ступочках. Толстая Грязная Свинья ставил ступочки в муфельную печь и прожаривал. Работы у него было немного, и он глядел в окно. Маза, бездельничая, мотался из угла в угол.
— Внуков, — безадресно сообщил Свинья, заметив того где–то на дворе.
— Он, наверное, пошел проверять свои ловушки на мышей, — предположил Пузан. — Он вчера говорил, что очень любит маленьких зверушек. Когда их видит — всегда душит. Так велико его волнение.
— Алексей Внуков с Пальцевым намеднись поссорился, — сказал Свинья. — История просто потешная. Принялся как–то раз Пальцев меня отчитывать, что я рабочее место не убираю. Обязательно, говорит, чего–нибудь потеряете. А я отвечаю ему, мол, мне, Пальцев, нечего терять, кроме своих цепей. А он своей пустой–то головой не подумал да и пустился в замечания: «Убирать, — говорит, — цепи–то надо!» Тут Внуков как начал хихикать. Пальцев сообразил, что к чему, и поясняет, как он всегда это делает, если чего несусветное ляпнет: «Это я иронизирую». А Внуков–то не унимается. Тогда Пальцев ему говорит: «Смеяться будем потом». Внуков на него рукой махнул и отвечает: «Смеяться будем сейчас!»
— И что Пальцев сделал? — спросил Маза.
— Ничего не сделал. Рассмеялся, убежал.
— Внуков про него эпиграмму написал, — добавил Николай Марков.
— Он замечательный ученый,
Он прорастил горох моченый
И вывел сорок семь сортов
Отборных, новых сорняков.
— Бобриска… — снова сообщил Барабанов от окна.
— Пр–роклятая мясорубка!.. — прорычал красный от натуги Ричард, бросая крутить рукоятку.
— Собака… — произнес Барабанов.
— Ну и что? — спросил Николай Марков.
— Ничего. Сам факт интересен.
— Я бы тебе, Свинья, посоветовал завести дневник наблюдений, — изрек Николай Марков. — Туда ты можешь заносить все ценные факты, которые, несомненно, послужат тебе серьезным подспорьем в научной работе.
— Я рассказ новый написал, — сообщил Ричард.
— Читай, — велел Маза.
Рассказ Ричарда «Экстрасенсы»
Нынче разных чародеев, магов и прочих экстрасенсов наимодно посещать стало. Вот и я однажды к чудотворцам ходил, чтоб им провалиться. Простаиваю всю ночь в очереди, наутро попадаю. Сидит мужик могутного вида, руки на коленях сложил и исподлобья глядит.
— Чего, — спрашивает, — недомогает?
— Да это… как его… В общем, ничего.
— Бесцельно великого экстрасенса тревожить? — орет.
— Нет, отчего же бесцельно… Так, общепрофилактически…
— Ах, профилактики захотел? На! — и на меня рукой как махнет.
Как я на улице очутился, не помню, но помню отчетливо, что хотелось кудахтать и грызть батареи парового отопления. В милицию забрали, как значится в протоколе, за попытку облобызать красное знамя, болтающееся в небе над исполкомом.
Но это цветочки. К одной бабке тоже с профилактическим делом приходил, после чего стал хромать на левую ногу, на правой руке большой палец отнялся, один глаз насовсем закрылся, другой моргать стал, кроме того, слух пропал, выпало 20 зубов, заложило нос и вылезли волосы на затылке. Зашел к другой бабке, она избавила от насморка, но по вечерам из ушей начало доноситься подозрительное гудение, а ноги отнялись окончательно. Получил у нее же снадобье целительное, выпил сдуру: все синее стало.
