Когда горшки кончились, я перебежал улицу и забрался в огород Девяткиных, переполз его в картофельной ботве, одолел забор и чинно пошел по переулку Робеспьера по направлению к дому.
P . S . Сдезь я хочу сказать, почему котенок прыгнул на лубянкина. Вопщемто, это чюдо. Но чюдо ан–тенаучно. У меня же повесь научнофантастическая (типа как, потомучто на самом то деле все так и было), следоватильно, чюда быть не можит.
С чюдисами в художесвеном произведении надо обращаца осторожна. К тому же одно и то же со–бытее может быть чюдом и не чюдом в зависемости от опстоятельсв. Вот идете вы ночью по улеце, а навстречу мужик с монтировкой. Тут иму на бошку кирпич с крыши бац!… Чюдо? Чудо! А если мужека убрать? Идете вы ночью по улеце, а вам сверху на черип керпич бабах!… Чюда нет.
Вот так и с котенком васькой чюда нет, хотя так и не кожица с первово взгляда. Но это я потом объесню.
ГЛАВА 6. Без названия
Далеко за станцией догорал огромный летний закат. Алые полотнища света высоко взлетали над синим лесом и заливали улицы зловещим свечением. Желтая луна подскочила в зенит, будто боялась обжечься.
Лейтенант Лубянкин быстрым шагом возвращался от дяди Дмитрия Карасева и вел на веревке Байконура. Байконур был с похмелюги и плелся за Лу–бянкиным с мрачным видом. Больше всего ему сейчас хотелось впиявиться зубами в ногу Лубянкина и волочиться, волочиться за ней в пыли…
Байконур ощущал себя разбитым и отупевшим. Шерсть его свалялась набок, в горле пекло. Байконура охватила апатия. Корова Бунька, увидев его в таком состоянии духа, да еще с веревкой на шее, даже не отскочила с рельсов, где жрала бурьян, а как–то особенно издевательски покачала бедрами и отвернулась. Байконур опустил голову, завесив глаза ушами.
Лубянкин отправил потрясенную жену к соседям и весь вечер приводил дом в порядок. Граблями собрал рассаду из–под окон, вымел черепки и землю из комнаты и выдернул ухват из стены сарая.
Привязав Байконура к крыльцу, Лубянкин вошел в дом. Байконур же спрятался под ступеньками и лег, сложив голову на лапы. В синем небе над крышей тихонько проступали звезды. В душе Байконура благоразумие боролось с тоской и остатками хмеля. Благоразумие отступило, и Байконур негромко, чтобы не услышали, начал подвывать. Где–то рядом скворчал кузнечик. Под его музыку оживились блохи в шкуре у Байконура. «Жрите меня, — хотел сказать им Байконур. — Жрите, гады. Только вам я еще и нужен. Жизнь, жизнь моя, зачем ты такая собачья?…»
Тем временем Лубянкин запер дверь и осмотрел отремонтированные окна. Бежать из комнаты было невозможно. Лубянкин достал из комода медный ключ, отпер дверки шифоньера и вытащил оттуда пленного котенка.
Держа Ваську за шкирку, он снова оглянулся. Опыта допрашивать котят у него было недостаточно, инструкций не существовало вовсе. Ничего не придумав, он посадил котенка на стол и вынул пистолет.
– Добрался я до тебя, проклятый мятежник! — злорадно сказал он. — Подлый ты урод в галактической семье!
Котенок молчал, глядя в окно.
– Не смотри, не уйдешь, — развернул пистолетом его голову Лубянкин. — Что, не выдержали твои интеллигентские нервишки, когда я пацана припугнул?
– Ребенок–землянин в нашей войне ни при чем, — глухо ответил котенок.
– Благоро–одный!… — издеваясь, протянул Лубянкин. — Пожертвовал жизнью!…
– Еще не пожертвовал, — резонно заметил котенок Васька.
– Пожертвовал–пожертвовал, — усмехаясь, заверил его Лубянкин. — Даже если я не замучаю тебя насмерть пытками, в диктаторских застенках тебя на шапку пустят, понял?
– Понял, — мрачно ответил котенок. — Знаю, как попал туда генерал Крокодил.
– Так что нет смысла молчать, — добавил Лубянкин. — Сознавайся, я жду.
– Не дождешься.
– Хорошо, можешь не отвечать. Но учти: то, что ты можешь нам сообщить, — мелочь по сравнению с тем, что мы уже знаем про вас.
– И что же вы знаете?
– От завербованного нами баронета Поло–Уина, которого вы сегодня расстреляли, мы уже узнали, что и Штаб, и Информаторий, и Главная Карта находятся здесь. В ком укрывается Оллего, я тоже знаю. Да и ВАСКА в наших руках, хе–хе.
– Все равно этого мало, чтобы высадить десант. Где вы будете искать Карту и Информаторий? Кого захватывать? Вашего горе–резидента Мидра–Кадра–Зева с летающим самогонным аппаратом? Нет, господа, вы на понт нас не возьмете. И меня тоже.
– Ладно, пусть так. А если мы сохраним тебе жизнь и свободу, а?
– Свобода Галактики мне дороже.
– Значит, выдавать имена землян–носителей ты не желаешь?
– Нет.
– И расположение Карты с Информаторием?…
– Нет.
– Ну, как хочешь, грязный, поганый, упрямый бунтовщик!
Лубянкин безжалостно поднял котенка за шкирку.
– Будете меня пытать? — тихо спросил котенок.
– Буду, — подтвердил Лубянкин и пошагал к двери.
А Байконур в это время под крыльцом пережил ужасную метаморфозу настроения. Поддавшись гнету одиночества в этом мире, он стойко мирился с блохами, пока те не вошли в раж. А теперь утихомирить их он уже не мог и сходил с ума от их укусов, плакал и зубами рвал на себе шкуру. Если бы Лубянкин не вышел, он бы обрушил крыльцо, оборвал веревку. Повалил ворота и с воем промчался бы по улицам Сортировки, вертясь со страшной скоростью и цапая себя за спину, а потом бы прыгнул и, возможно, утонул вместе с блохами в спасительной прохладе Мыквинского пруда.
Но Лубянкин вышел, встряхнул Байконура и отвязал веревку.
– Фас! — волнуясь, сказал он и бросил перед псом котенка.
«Это атавизм!…» — взвизгнул про себя разведчик ВАСКА, но его тельце против воли выгнулось дугой, а шерсть вздыбилась. Пронзительное шипение вырвалось из горла контрразведчика.
«Р–разорву!…» — с истомой и бешенством подумал Байконур про котенка. Блохи изъели его организм так, что под шкурой остались только труха и ненависть. Байконур сделал шаг, глаза его заволокла пелена.
– Р–разорву!… — слабея от ярости, прорычал он.
«Надо что–то предпринять!…» — отчаянно подумал контрразведчик, на когтях пружинисто ковыляя перед псом с выгнутой спиной. Собрав все свои психические силы, он бросился в телепатическую атаку.
Байконур боком, какой–то развинченной трусцой приближался к замеревшему котенку. Никакого вторжения в свой темный и дремучий разум он не почувствовал, как вдруг…
Это ощущение пристукнуло его и затормозило. Он ошеломленно оглянулся на Лубянкина.
Байконуру показалось, что давний груз, который он таскал всю жизнь и тяжести которого никогда не замечал, вдруг исчез!…
«Что ж такое–то, господи!…» — подумал он, забывая о блохах и котенке. Глухой протест и непонимание возникли в его душе. Шерсть встала дыбом от ужаса.
