– Католики бы так и сделали, – сказал Струев. Петров просто пожал плечами. – Кстати, они сотрудничают?
– Некоторые. Серьезное сопротивление смогли организовать только мы. Китайцы тоже, но… ну ты знаешь. Американцы практически уже потерпели поражение.
– И это при таком количестве хьюменов?
– Хьюмены – не бойцы, Иван, тем более не борцы со злом. Их слишком мало, они заботятся только о себе. Они хозяева бойцов. Войну против ведьм в Штатах возглавили они, потом то ли отступились, то ли сбежали…
– Когда заработает «Стерх»?
– В будущем году.
– Неплохо. А что вообще по хьюменам?
– Ты все читал.
– Твое мнение? – настаивал Струев.
– Они затаились, – сказал Петров, – но их стало значительно меньше, и нашими усилиями, и вследствие войны. Возможно, количество уже перешло в качество.
– Теперь вот что, Слава, скажи мне свое общее мнение про этих самых ведьм. Что это такое с точки зрения статсистемы и в целом? Только твое мнение.
Петров помолчал какое-то время, потом сказал:
– Это помесь ситуаций 23, 28 и 30, плюс зашкаливают время от времени пики и по остальным ситуациям. Но есть что-то еще… Причем все это возникло неожиданно, как будто кто-то тщательно подготовил сотни миллионов агентов по всему миру и одновременно дал им команду действовать. Статсистема продолжает давать ценную информацию, но она явно не годится на все сто процентов для этого случая. Ну а вообще… Мир словно стоит у развилки. Никто не знает, куда он свернет.
– К черту мир!
– Согласился бы, но… Ладно, пошли к Ляну.
Они вышли из камеры и пошли по коридорам «Китежа» без охраны и сопровождения, дошли до лифта, поднялись на несколько уровней и снова пошли по коридорам, которые через какое-то время начали расширяться и увеличиваться по высоте.
– Здесь приемная Самого? – спросил Струев, когда они вошли в овальный холл с диванами и стульями и всего одной дверью.
Ответом на вопрос был сам Лян, вышедший в холл из приемной, протягивая руку Струеву. Тот пожал руку своего бывшего ученика. «Почему бы нет? Что в конце концов я могу ему поставить в вину?..» Лян подхватил Струева под руку и повлек в один из ведущих из холла коридоров.
– Сначала давай я тебе кое-что покажу, – сказал он, – тебе будет интересно. Потом побеседуем. Надеюсь, ты не станешь возражать?
– Надейся, – буркнул в ответ Струев.
– Я вас тут подожду, – бросил им вслед Петров.
Снова коридоры, двери с допуском по рисунку сетчатки, лифты…
– Знаешь, Лянушка, – усмехнулся Струев, – за исключением нескольких вечерних часов с Данилой я все то время, что нахожусь в России, хожу по таким вот базам с их коридорами, искусственным освещением и всем прочим…
– Это понятно, – вполне искренне вздохнул Лян, – ты вернулся на войну…
– Потом в тюрьму.
– Совет был вынужден, – спокойно отозвался Лян, – впрочем, теперь ты не в камере.
– Я уже неопасен?
– Возможно, опасен, – так же спокойно ответил Лян, – но об этом потом.
Пройдя очередной контур безопасности и спустившись на бронированном лифте еще на два уровня вниз, они попали в длинное помещение, одна стена которого была покрыта зеркалами. Струев остановился и ошарашенно осмотрел эту то ли комнату, то ли коридор с зеркальной стеной.
– Это что? – промямлил он, тыкая в зеркальную стену. – Это камеры для допросов, да?
– И для содержания, – кивнул Лян.
– Что? – переспросил Струев. – Для содержания? Но… О, боже правый!.. Там хьюмены.
– Да. Но не только, – Лян достал из кармана коммуникатор, пристроил его на ухо, потом вытащил из другого кармана прямоугольный тонкий пульт.
– Постой, – остановил его Струев, – что ты собрался делать, а? Подключить меня к допросам? Ты продержал меня под стражей почти два года, чтобы вытащить в комнату для допросов, когда сам зашел в тупик?
Лян не отвечал. Он заложил руки за спину и молчал.
– Нет, – тряхнул головой Струев, – не то. Я ведь сам учил тебя. Я знаю тебя как облупленного. Ни в какой тупик ты не зашел. Так-так… Ты хочешь, чтобы я поверил в совпадения? Ты хочешь сказать, что мое внезапное желание написать тебе и задержание кого-то из тех, кто находится в этих камерах, совпали с точностью до дня или…
Струев запнулся, Лян повернул в его сторону голову и проговорил:
– Ну, учитель?
– Боже!.. – Струев сжал кулаки и на секунду закрыл глаза. – У них ребенок…
– И уже вполне взрослый.
– Только не говори, что женского пола…
– К сожалению, женского.
– И ты…
– На кого я больше похож, – у Ляна дернулись самые уголки губ, – на сволочь или на очень большую сволочь?
– Хуже, – отозвался Струев, – ты похож на Старшего Советника, и поэтому ее здесь нет. Ее оберегали хьюмены, причем, учитывая сложившиеся обстоятельства, ее с высокой степенью вероятности должны были оберегать вместе с очень важными хьюменами. Тебе оставалось только выяснить, где. А это было просто. Надо было только проследить все действия и перемещения Филипповой во время ее отсутствия в десятом-одиннадцатом году. Девушка находилась в России до двадцать четвертого года, поскольку у хьюменов не было оснований сомневаться в своем успехе…
– Здесь есть кое-кто, – перебил Лян, – кто думает иначе. Однако, продолжай.
– После двадцать четвертого года гораздо безопаснее было присоединиться к ней, чем тащить ее из страны. И ты сцапал там всех или почти всех. Девушка же не интернирована, не… как это там бишь?.. изолирована. Она живет под крепким надзором. Она не инициирована, иначе бы ты держал ее здесь или где-нибудь в подобном месте. Она наживка, не правда ли?
– Чтобы поймать кого, Иван?
– Больше хьюменов, Лянушка. Ты меня за ребенка держишь?!
– Иван, она больше не приманка. Она ходячая бомба. Неужели ты думаешь, что они это не чувствуют? Захватывать ее бесполезно. В качестве приманки нам она тоже ни к чему. Хьюменов сейчас обнаруживать все легче и легче, во всяком случае, тех, кто окончательно не лег на дно. И она свободный подданный нашей страны, она ничего не совершила и не представляет прямой опасности…
– После того, как стала бомбой?
– В том числе после этого.
– Почему в таком случае я уже не Советник и изолирован?
– Ты – другое дело. Во-первых, ты был Советником и знал, на что шел. Во-вторых, ты сам понимаешь, что тогда ты был непредсказуем. Ты владеешь НЛП чуть ли не лучше всех в стране. Ты со своим апломбом и независимостью в новой ситуации… А, ладно… Если хочешь знать, я голосовал против.
