— Гильотина порой не мешает, — решительно заявил Мученик.
— Как бы не добрались до евреев, — сказал портье.
— Кстати, о девушке, — улыбнулся Мученик, которому замечание портье было неприятно. — Я бы на вашем месте пошел навстречу ее желанию. Не дай Бог, ваш Васильев сломает дверь. Ночью он не станет разбираться, та ли это женщина или иная.
— Хорошо, — не стал спорить портье. — Переходите в соседний. Хотя я не гарантирую, что Васильев не станет стучать и туда.
— Спасибо. — Лидочка вернулась к стойке и поменяла ключ. — Я должна вам доплатить?
— Бог с вами, — отмахнулся портье. — Вещи перенести? Ах да, вы же путешествуете налегке!
Разумеется, Лидочка меняла номер не из-за Васильева. Ее больше волновал второй человек, тот, кто обыскивал ее номер и наверняка вернется.
* * *
Новый номер тоже выходил во двор, но под окном были кусты и зелень.
Теперь, когда Лидочке было уже не так страшно, она спокойно разложила на столе свои вещи, пересчитала деньги и задвинула сумку под кровать. Потом уселась в низкое кресло под торшером и пожалела, что у нее нет с собой книжки для чтения. Она чуть было не отважилась попросить книгу у портье, но часы показывали половину одиннадцатого — может быть, грабитель уже подбирается к старой комнате…
Когда Лидочка проснулась, было совсем темно и тихо.
Так тихо, что из соседней комнаты был слышен каждый осторожный шаг. Лидочка вскочила — она сразу вспомнила, почему сидит одетая в кресле.
Она права — он явился! Лидочка глубоко вздохнула, чтобы унять биение сердца, потом на цыпочках подошла к двери. Осторожно-осторожно, чтобы никто не догадался, Лидочка приоткрыла дверь на узенькую щелочку. В коридоре было полутемно, но после кромешной темноты комнаты Лидочке пришлось зажмуриться.
Сейчас таинственный грабитель должен выйти. Лидочка считала про себя. Она досчитала до ста. Никто не выходил. Но что же тогда он делает в номере? Он же убедился, что Лидочки там нет. Неужели все равно обыскивает? Было тихо. Лидочку стало трясти от холода — из коридора тянуло, как из подвала. А надо стоять неподвижно — чуть переступишь с ноги на ногу, начинают поскрипывать половицы.
Тихо. Гостиница спит. Даже самые пьяные военлеты Васильевы уже успокоились. А у грабителя наверняка случился сердечный припадок. Не может человек вести себя так тихо! А если он тоже затаился? Так и стоят они за дверями и ждут — у кого первого не выдержат нервы!
Только разница в том, что у него есть нож! Нет, пистолет! А она беспомощна.
От нахлынувшего страха Лидочка чуть было не побежала вниз, к портье. Ее удержало лишь опасение, что грабитель окажется проворнее и догонит.
Что же делать?
Лидочка приоткрыла дверь чуть шире и высунулась из нее, чтобы лучше слышать, что происходит в ее бывшем номере. Но оттуда не доносилось ни звука. Может быть, заглянуть туда?
И вдруг звук донесся. И был он в тиши настолько неожиданным и непонятным, что Лидочка отпрянула внутрь и захлопнула за собой дверь.
И ей понадобилось более минуты, чтобы понять, что означает равномерное рычание собаки Баскервилей, готовящейся совершить смертельный прыжок.
А когда Лидочка догадалась, она не поверила себе самой и, вновь выглянув в дверь, долго прислушивалась, пока не убедилась окончательно, что грабитель заснул и потому громко храпит.
Она прождала еще минут десять, не менее, пока не убедилась: ни один человек не смог бы так долго, разнообразно и буйно изображать храп.
Потому она в два шага перебежала пространство между дверьми и смело отворила дверь в свой бывший номер. Там горел ночник — кровать была разворошена, словно целый полк принцесс разыскивал в ней горошину. Поперек кровати лежал навзничь, скрестив на груди здоровую руку и руку в черной повязке, военлет Васильев. Он и храпел.
И вот тогда Лидочка поняла, как смертельно устала за день. Еще бы не устать, если ты утром еще была в четырнадцатом году, а вечером пытаешься заснуть в начале семнадцатого, да еще скрываешься от разного рода грабителей и соблазнителей.
Не таясь, Лидочка вернулась в новый номер. Лениво разделась — мыслей не было никаких, даже об Андрюше думать не было мочи, — бросила, не складывая, одежду на стул и помыться забыла, чего с ней не случалось в жизни. Потом натянула на нос одеяло — от пододеяльника пахло соленой водой и дешевым мылом. И заснула.
* * *
Она проснулась через какое-то субъективное мгновение — может, через час, а может, больше, — но той же ночью. Неясный, то ли лунный, то ли звездный, то ли отраженный земной свет наполнял комнату чуть ощутимой синевой, в которой можно было разгадать силуэты предметов. Она проснулась от страха — утомительного давнего страха, от которого не бежишь и не прячешься, а лишь говоришь безнадежно: «Снова?» — и хочется закрыть ладонями глаза, чтобы не видеть и не знать, что произойдет дальше.
В комнате медленно двигался темный силуэт — он был бесплотен, но непрозрачен. Движения его были неверными и замедленными, как под водой. И Лидочка сразу угадала, что это не Васильев, а настоящий грабитель, и если от обыкновенного человека можно убежать, спрятаться, можно закричать и позвать на помощь портье, от этого лучше и не пытаться бежать — никуда не денешься, не спрячешься. Грабитель передвигался столь уверенно и спокойно, что казалось, превращался в тонкую змею, проникая между стульями. И руки его в черных перчатках, невидимые, но ощутимые, уже тянулись к ее горлу…
Лидочка пискнула — предсмертным заячьим голоском.
Черная тень замерла — видно, от неожиданности, потом ступила назад, рассыпался непонятный и зловещий грохот.
Тут же мужской голос взревел:
— Черт побери, понаставили стульев!
Тяжелое дыхание.
И после паузы:
— Зажгите ночник, раз уж вы все равно не спите!
Это было спасением — Лидочка трясущейся рукой нащупала выключатель на ночнике. Зажглась лампа под толстым зеленым стеклянным колпаком. Комната сразу уменьшилась в размерах, съежилась, стала обыкновенной.
Посреди комнаты, наклонившись набок, почесывая ногу в черной штанине — видно, ударился, — стоял очень высокий плешивый человек с глубокими глазницами, в которых поблескивали невидимые, антрацитовые глаза.
— Так-то лучше, — сказал человек, усаживаясь в дешевое плетеное кресло лицом к постели. — Прошу прощения, что вторгся к вам среди ночи, но мне завтра на рассвете уезжать и я не мог задерживаться. Впрочем, если бы вы не сменили комнату, я бы пришел к вам куда раньше, и мне не пришлось бы вас будить.
Его голос был ворчлив, даже раздражен, но в то же время он будто защищался, будто был не совсем уверен в себе, — и Лидочка сразу почувствовала это.
— Сейчас же уйдите! — сказала она, правда, тихо, словно не желая, чтобы ее услышали. А это значило, что она вовсе не так испугана, как была всего минуту назад.
