— Я готов уйти, — согласился гость, мирно и спокойно, словно они встретились на скамейке в солнечном парке. — Однако я полагал, что ваше женское любопытство должно было задать мне вопрос — кто я, зачем преследую вас, чего хочу. Не сродни ли я насильнику, что заснул в соседнем номере?
— Он не насильник, — сказала Лидочка. — Я его совсем не боюсь. Он раненый военлет и ищет свою возлюбленную.
Гость фыркнул:
— Сначала я должен задать вам несколько вопросов.
Лидочка опустила ноги на пол, чтобы ринуться к двери.
— Да погодите вы! — рассердился гость, правильно истолковав ее намерения. — Успеете убежать за несуществующей полицией. Неужели я произвожу впечатление грабителя и бандита?
— Не все бандиты на одно лицо, — сказала Лидочка. — Но нормальные люди по чужим комнатам не лазают.
— Хорошо, я все объясню. Это не займет много времени. Я должен сознаться, что когда, будучи здесь проездом, увидел вашу фамилию, это весьма заинтересовало меня. Весьма. Фамилия Берестовых не так уж часто встречается в России, а уж в Ялте — она почти исключительна. Заинтересовавшись, я хотел понять, ваша ли это фамилия или фамилия вашего мужа, хоть вы и не выглядите достаточно взрослой, чтобы быть замужем.
— А уж это не ваше дело!
— Это не мое дело? Совершенно согласен. Вернее, был бы согласен, не будь фамилия Берестов связана с трагическими и загадочными событиями.
— Вас Вревский послал? — спросила Лидочка и поглядела, далеко ли до окна. В крайнем случае она выбросится в окно, потому что лучше смерть или увечье, чем стать игрушкой в руках Вревского или угрозой Андрюше — ведь ясно же, что им нужен Андрюша!
— Вревский — это следователь, который вел дело о Берестовых?
Лидочка кивнула.
— Вы позволите курить?
— Не позволю! Мне это противно.
— Ладно, ладно, только не сердитесь. Ни мне, ни вам не нужно, чтобы прибежал портье или толпа обывателей. Нет, меня не посылал Вревский, я в жизни его не видел. Я покинул Сергея Серафимовича за несколько месяцев до его смерти. И был настолько далеко от этих мест и времен, что смерть его, случившаяся ранее, не стала мне известна, пока я снова не попал в эти края. Мне стоило больших трудов узнать, что же случилось. Но я узнал даже, что главным подозреваемым оказался Андрей Берестов, пасынок Сергея Серафимовича, в виновность которого, будучи близко знаком с покойными, я не мог поверить. Но Сергей Берестов погиб. Андрей Берестов исчез. Исчезли некоторые документы, важные не только для Берестовых, но и для всех нас. И вот, кружась здесь в попытках понять, что же в самом деле произошло, я узнаю, что некая молодая особа, которая называет себя Лидией Берестовой, приехала в Ялту неизвестно откуда и поселилась в «Мариано». Поэтому я и позволил себе проникнуть вчера в ваш номер и проверить, нет ли там не принадлежащих вам бумаг, и понять, кто же вы такая, имеете ли отношение к Андрею Берестову. Ясно?
— И что вы узнали? — спросила Лидочка.
Теперь все стало иначе. Раньше — неизвестный грабитель, таинственный враг, угроза. А сейчас — сейчас напротив нее сидит цивилизованный человек, в черном костюме, причесанный и ухоженный, ведет себя в меру вежливо, даже улыбается и, конечно же, не собирается набрасываться на Лидочку с побоями. И в то же время в Лидочке поднимался страх — иной, чем прежде, не таинственный, а самый понятный и конкретный. Этот человек в самом деле разыскивает Андрея. И не так важно, Вревским он послан или теми, кто убил Сергея Серафимовича. Важно, что этому человеку нужны документы и, может быть, деньги Андрея. И если она жестом или взглядом выдаст, что бумаги лежат в ее сумке, — только руку протяни, не остановится ни перед чем, чтобы их отнять…
— Я полагаю, — отвечал между тем грабитель, — что вы — Лидия Иваницкая, которая была невестой или, скажем, близкой подругой Берестова и исчезла одновременно с ним в октябре 1914 года — то есть два с половиной года назад. Можете поверить, что добыть эту информацию мне было нелегко — в России сейчас горят бумаги. И всегда находятся люди, готовые и желающие сжечь архив или хранилище. Во время бунтов и революций бумаги вызывают не только раздражение — буйную ненависть революционеров, может, потому, что на бумаге закреплен свергаемый порядок вещей.
— И что вы еще узнали?
— Я узнал, что, вероятно, вы помогли бежать Андрею из-под стражи. Я прав?
— Это нечестно. Вы знаете обо мне так много, а я даже не знаю, как вас зовут.
— Конечно, вы правы, мы же с вами раньше не встречались. Андрея я видел, разговаривал с ним. Могу считать, что знаю его с младенчества, а вас встречать не приходилось. Но даже то немногое, что мне о вас известно, заставляет меня проникнуться к вам искренним уважением…
— Вы не сказали…
— Можете называть меня паном или господином Теодором. Так принято. Даже мой друг Сергей Берестов часто именовал меня именно так. Можете спросить об этом Андрея. Если вы его отыщете.
— Господин Теодор, — спросила Лидочка, — вы все выясняли, а может, знаете, где мои родители?
— Разумеется, знаю. И не бледнейте, не ломайте пальцев. Ваши родители живы-здоровы, только у меня не было нужды их видеть.
— А где они?
— Они живут в Одессе. Вашего отца перевели туда по службе, а ваша мать часто приезжает в Ялту в надежде, что вы уже вернулись. Наверняка она оставляет какие-то весточки для вас. Вы не пробовали обратиться на почту рестанте?
— Ой, конечно, спасибо! — воскликнула Лидочка. — Конечно же, до востребования! Я завтра же пойду.
— Вы чудо, — улыбнулся снова Теодор. — Сколько вам лет?
— Мне? Уже восемнадцать.
— Вот видите. — Теодор откинулся в кресле и сплел длинные пальцы. Улыбка была как приклеенная. — Разве можно так себя выдавать?
— Выдавать?
— Если вам восемнадцать, сколько вам было два с половиной года назад?
Теодор рассмеялся скрипучим смехом человека, который так редко смеется, что не знает, насколько неприятно его смех звучит для окружающих.
— Осталась последняя загадка, — сказал Теодор, вдоволь насмеявшись, — откуда у вас второй транслятор?
— Транслятор?
— Небольшой прибор, похожий на табакерку. Прибор, который дает возможность плыть во времени. Один вы получили или унаследовали от Сергея Серафимовича. А второй?
— Второй был у Глаши. Она же отдала его Андрею!
— Так я и думал. Все сходится. Теперь, прежде чем я скажу вам главное, моя девочка, — сказал Теодор отеческим голосом, — скажите мне, где бумаги Сергея Серафимовича.
Но Лидочка была уже готова к этому вопросу — разговор давно двигался именно к нему.
— Их спрятал Андрей, — сказала она спокойно, по крайней мере ей казалось, что она говорит спокойно. — Он успел их спрятать.
