— Господин Берестов прибыл в Симферополь, чтобы договориться о возможном исполнении злодеяния с нужными людьми, — продолжал Вревский. — Но исполнение было отложено на удобное время — не знаю пока почему. Может, высокие договаривающиеся стороны не поладили из-за оплаты. Может, Берестов еще колебался… а может быть, и ему не чужды человеческие чувства — как, не чужды?
Андрей прихлебнул чаю. Он думал: кто же такой — Денисенко? Никогда не слышал этой фамилии. Его предполагаемый сообщник?
— Если у вас нет комментариев, — сказал Вревский, — продолжим эту историю. Подходит лето. Сроки по платежам наступают.
— По каким платежам?
— Вы нам еще расскажете, по каким. Ситуация для Берестова обостряется настолько, что он неожиданно бросает археологическую экспедицию, оставляет на произвол судьбы девицу, ласк которой вчера еще домогался, и снова несется в Ялту. Это уже совсем невероятно! Вы мне скажете — мечтал увидеть Лидию Иваницкую. Я отвечу — ложь, молодой человек. Лидия Иваницкая, как мне стало известно, в эти дни находилась где-то между Новороссийском и Батумом на пароходе «Левиафан». Как нравится вам моя работа? Насколько тщательно я изучил дело?
— Она должна была вернуться, — сказал Андрей. — Но пароход задержался.
— Только не надо песен! — сказал Вревский. — Существует телеграф, и можно было узнать о местопребывании мадемуазель Иваницкой за два часа.
— Я не был тогда знаком с ее родителями… Впрочем, продолжайте. Мне вас не убедить.
— Правильно, — обрадовался Вревский. — Вам меня не переубедить. Иваницкая вас не интересовала. Вы отправились к своему отчиму. Провели там ночь, беседовали с госпожой Браницкой. И узнали, очевидно, от нее, что ваши просьбы вновь останутся без ответа.
— Так забрался бы я наверх, открыл шкатулку и взял что мне нужно!
— Ах, Андрей Сергеевич, зачем вам устраивать кражу в доме отчима, если подозрения в ней падут на вас, и только на вас! Нет, вы не такой идиот, как пытаетесь показаться. Вы все разведываете, принимаете окончательное решение и возвращаетесь в Симферополь. Там вы встречаетесь с людьми, которых вы намерены использовать для черной работы. Главное для вас — сделать так, чтобы никто не связал ваше имя с преступлением. Вы отдали все приказания, вы все устроили и ждете в Москве сигнала. Убедительно ли я излагаю?
— Совершенно неубедительно.
— Суду это покажется убедительным. Итак, получив сигнал, что ваше приказание выполнено, вы садитесь в поезд и, приняв скорбный вид, отправляетесь в Симферополь.
— Господин следователь, не забывайтесь!
— Ах какие мы чувствительные! Ну хорошо, хорошо. Вы приехали в Ялту, встретились со своими сообщниками и тут узнали, что они проделали операцию из рук вон плохо, к тому же похитили Сергея Серафимовича и пытали его. Вы заподозрили сообщников в обмане… их было двое, да?
— Откуда мне знать?
— Наверное, двое. Вернее всего, они вас надули. Да-да, просто надули. Шкатулку вы так и не увидели. Но обманутый, раздраженный и напуганный — вам же еще и двадцати лет нет, — вы начали метаться. Вы кинулись в больницу, вы встревожились, что госпожа Браницкая в любой момент может прийти в себя и указать на вас. Надо спешить!
Вревский отставил стакан.
— Вы не устали? — спросил он.
— Нет, — по возможности спокойно ответил Андрей. — Мне интересно наблюдать, как вы рассуждаете.
— Тогда, молодой человек, продолжим рассуждения. В тот день меня удивило решение чувствительного интеллигентного юноши провести ночь в доме, где произошло страшное преступление. Зачем ему это нужно? — спросил я себя. Наверное, подумал я тогда, Андрей Сергеевич хочет найти в доме какие-то иные ценности, о которых не знали бандиты. Я был прав!
Вревский откинулся на стуле и сложил руки на груди. Он готов был нанести удар.
— Итак, вы поднимаетесь в кабинет. В доме тихо. Ночь на исходе. Вы достаете из потайного ящичка в письменном столе ключи от сейфа, отодвигаете портрет и открываете сейф. Но стоило вам протянуть руку к пачке ценных бумаг, как вы слышите сзади стон! В дверях кабинета стоит весь окровавленный, почти при смерти от жестоких пыток, которым его подвергали ваши сообщники, Сергей Серафимович Берестов!
Андрею было неуютно. Как будто бы Вревский рассказывал историю фантастическую, придуманную им и не имевшую отношения к действительности. Но факты и фактики четко складывались, подобно кубикам в головоломке, и история звучала до ужаса правдоподобно…
Вревский перевел дух и далее говорил размеренно, не спеша, добивая слушателя:
— Вернее всего, он попытался остановить вас, потому что понял — вот кто главный организатор преступления! Вот он — неблагодарный! И вы, находясь в состоянии аффекта — я убежден, что это именно так, — по натуре вы не убийца, вы для этого слишком чувствительны, — вы кинулись прочь, но отчим пытался остановить вас, и в завязавшейся схватке вы убили его ножом.
— Это совершенная неправда.
— Это правда. Ваши отпечатки пальцев найдены везде. Ключи от сейфа валялись на ковре. В сейфе тоже предостаточно отпечатков. Ваш отчим отдал Богу душу именно в то время, когда вы были в кабинете, разве не так?
— Я отказываюсь отвечать.
— Ваше право. И без того все ясно… Вернемся же к преступлению: вы стоите посреди кабинета. Вы в ужасе от содеянного. Вы хватаете добычу из сейфа и бежите вниз. Состояние ваше истеричное. Вы понимаете, что как только Глафира Станиславовна узнает о смерти отчима, она сразу укажет следствию на вас.
— Но почему?
— Потому что достаточно сложить два и два, чтобы понять — никто, кроме вас, за убийством стоять не мог. Теперь вы спешите убрать единственного свидетеля. Вы опускаетесь по крутому откосу, бежите к госпиталю и проверенным уже путем проникаете в палату. Там вы вонзаете нож в грудь невинной женщины!
— Господи, где же я читал этот страстный монолог?
— Вы дрожите, Берестов? Я вижу, что и сейчас вы дрожите при воспоминании о содеянном!
— Нет, — сказал Андрей, — я не дрожу, потому что этого не было.
— Вы хотите сказать, что Глафиру Станиславовну убил ваш сообщник? Что ж, допускаю, допускаю, что он ждал вас в больничном саду, что это было запланировано вами заранее. А это не суть важно. Важно то, что дело против вас настолько серьезно, настолько аргументированно, что вам придется пригласить господина Плевако, чтобы он избавил вас от виселицы. Так-то, голубчик.
Вревский потянулся на стуле. Взглянул на входящие в моду наручные часы. Сплел пальцы рук и, потянувшись, хрустнул ими.
— Скоро полночь, — сказал он. — Нам с вами надо отдохнуть…
— Можно я задам вам вопрос, Александр Ионович? — спросил Андрей.
— Разумеется, я рад буду ответить. — Вревский ждал, как кот, поднявший лапу.
— Надо ли понимать, что в вашем так называемом деле нет ни одной улики против меня, ни одного свидетеля, ни одного доказательства, кроме вашей горячей речи?
