— Что это было, полковник?! — Глаза Бахри округлились от ужаса.
Хашир вздохнул. Командир должен знать больше, чем его подчиненные, иначе это не командир.
— Амеровский дирижабль, оклеенный зеркальной пленкой, для невидимости. Хорошо, что они нас не разбомбили!
— А куда делись эти… Ну, которых мы убили? Куда делся танк, грузовик? — не успокаивался Куцый.
— Ясно куда! — невозмутимо отвечал командир. — Амеры их забрали.
— А зачем они забрали Муссу и Фарида? — спросил Большой Али.
Действительно, двух бойцов нигде видно не было.
— В плен взяли! — рявкнул Хашир. — Потому что они не послушались меня и не выполнили приказ!
Больше вопросов никто задавать не рискнул.
Ирак. Усиленный взвод на марше
Его быстро привели в чувство, плеснув в лицо холодного бурбону. Смит оскалился, заскрипел зубами и открыл безумные глаза.
— Спецом! — хрипло выкрикнул он и дернулся.
— Тихо, — сказал капитан Маккойн и воткнул ему между зубов горлышко фляги. — Пей.
Смит глотнул, дернулся опять, в глазах появилась осмысленность. Он очень внимательно посмотрел на небо, перевел взгляд на склонившиеся над ним лица и мучительно вытянул губы — то ли просил еще пить, то ли хотел что-то сказать. Ему дали еще бурбону. Смит резко отвернулся, виски потекло ему за ворот. Он приподнялся на руках, сел. Осторожно потрогал голову, она была цела, только появилась здоровенная шишка на лбу. Обнаружил, что находится на обочине дороги, на заботливо расстеленном кем-то куске брезента. Вокруг — командир, Прикквистер, фельдшер Руни, еще чьи-то лица. Все выжидательно смотрели на него.
— Не помню, — сказал он еле слышно. — Ничего не помню… Что это было?
— Матрос Смит! — окликнул его капитан. — Вы в порядке?
— Да, сэр, — пробормотал в ответ Смит. — То есть… Так точно, сэр!
— Вы можете встать?
Он кивнул. Его подхватили под руки, помогли подняться. Смит встал и огляделся.
Танк, целый и невредимый, стоял у края дороги, сердито дымя выхлопами, на башне верхом сидел лейтенант Палман и широко зевал в раскаленное голубовато-молочное небо, обычное иракское небо. Буря развеялась, так и не начавшись. Рядом застыли бронетранспортеры и грузовик, целые и невредимые. Солдаты кучковались в тени машин небольшими группками, слышался смех, чей-то плеер наигрывал «Hero» Иглесиаса, тянуло табачным дымом; возле «Хаммера» возился коротышка Фил Шарки, отдирал с лобового стекла налипших насекомых и что-то бурчал под нос; за спиной у него стоял переводчик Ахмед и наблюдал, как Шарки орудует своей щеткой; размахивая зажатой в толстых пальцах сигарой, прохаживался профессор Макфлай, свободной рукой он сгреб в охапку маленького Гроха и что-то по обыкновению втолковывал ему. Кенгуру раскуривал свою трубку, а китаец, подогнув под себя ноги, сидел на куске брезента с закрытыми глазами — медитировал. Обычная картина — но было в ней нечто странное и нелогичное, и жуткое… а что именно, Смит никак не мог ухватить. Может, все дело в том брезенте на обочине, из-под которого торчат две пары ног в легкомысленных гражданских кедах?
— Я в порядке, сэр! — гаркнул он в лицо капитану Маккойну. — Просто… Мне показалось, что на нас напали саддамовцы… Наверно, я ударился головой. Этот проклятый камень…
— Все в порядке, — Маккойн ободряюще похлопал его по плечу. — Действительно, были два террориста с автоматами, наверное, смертники. Вон они лежат. Отдыхай. Через пятнадцать минут отправляемся.
Он окликнул Руни и направился вместе с ним к радистам. Кто-то похлопал Смита по плечу и сказал непонятно: «Ну, судьба твоя…» — а потом все разошлись. Один только Прикквистер остался рядом, щурился на Смита и загадочно молчал. Гудела голова, и на душе было тоскливо, вдобавок ко всему Смит не знал, что ему сейчас делать, куда девать руки-ноги и всего остального себя. Будто его подняли со страшного перепоя, а он толком и не помнит, что вытворял накануне пьяный.
— Ну, что уставился? — буркнул он.
— У тебя башка разбита, — сказал Прикквистер.
— Знаю, — огрызнулся Смит, с опаской потрогал затылок, зачем-то оглянулся. — А ты помнишь, как в нас стреляли, и все горело?
— Ты что, матрос? — Прикквистер покрутил пальцем у виска. — Неужели совсем с катушек съехал? Эти двое выскочили откуда-то, но их сразу срезали. Одного капитан, а второго — Санчес. Они даже ни разу выстрелить не успели! У тебя, наверное, в штанах горело…
— Да нет… Это я пошутил…
Шон Смит хотел было по привычке убраться в свой водительский отсек, сожрать в тишине и спокойствии пару-другую печенья, но тут только до него дошло, что ни водительского отсека, ни его бронетранспортера рядом нет. Как это так? Непорядок. Смит повертел головой и увидел свою машину почему-то в самом конце колонны. Он молча потопал туда. Прикквистер увязался за ним.
— Ты что, в самом деле ничего не помнишь? — допытывался Прикквистер. — Вообще ничего?.. И как из машины тебя доставали?
Смит не ответил. Он мог бы ответить, конечно, но ему не хотелось. Он ничего не имел против Прика, оба они здесь новобранцы желтобрюхие, обоим им тяжелее, чем другим, но Прик при этом еще зануда. Ну или не зануда, а просто парень, который любит задавать слишком много вопросов. Как прирожденный водила и механик, привыкший иметь дело со всякими железками, Смит и людей часто представлял себе в виде набора деталей, где каждая железка имела свое место и назначение, каждая крутилась или качалась, как ей было предназначено, и даже злобный мудак Санчес в этой картине мира занимал свое место — скорее всего в каком-нибудь ударноспусковом механизме. Ну а Прикквистер здесь был чем-то вроде стопорного винта: маленький и упертый. Как человек такого склада мог попасть в морскую пехоту, для Смита, как и для остальных, оставалось загадкой… Хотя, если разобраться, у Прика были и хорошие качества — например, он был умный, и всегда знал, чего он хочет, и вообще…
Но тут Смит подошел к своему «Лейви» и остановился как вкопанный.
Перед бронетранспортером, прямо поперек дороги, зияла широкая и глубокая трещина, скорее даже пропасть, в которую жидкими ручейками все еще продолжал осыпаться песок. Она начиналась у левой, западной обочины и, разрезав дорожное полотно под идеально прямым углом, уходила вдаль, выворотив с корнями несколько огромных финиковых пальм. «Лейви», верный железный коняка, застыл у самой пропасти, будто выполнял норматив на экстремальную точность.
Приоткрыв рот, Смит уставился в темный провал. Дна не было видно.
— Это что? — спросил он.
— Землетрясение, — спокойно пояснил Прикквистер. — Всего раз тряхнуло, шесть баллов как минимум. Ахмед говорит, здесь такое часто бывает, местные привыкли. А мы подумали — фугас на дороге…
— А как же я? — спросил Смит.
— Что ты? — не понял Прикквистер.
