«Однако, система сигналов у него хорошо отработана, — подумал капитан Маккойн, разжимая затекшие пальцы и отпуская нагревшийся корпус гранаты. — Интересно, каким бы он приказал нас убить? Одним хлопком? Четырьмя? Нет, один для такого дела ловчее…»
— Он хотел удостовериться, что мы люди, а не демоны, — шепотом доложил Макфлай капитану. — Пришлось показать ему пупок: у демонов-то нет пупка! Так что мы успешно прошли «пупок-контроль»…
Аль-Хасан заметно оживился и даже повеселел. Он оторвался от своего дивана и подошел к гостям. Ахмед снова сделал попытку бухнуться на колени и тем подорвать престиж морской пехоты и Соединенных Штатов, но был удержан железной рукой капитана Маккойна. Халиф расставил руки, словно хотел всех обнять, но вместо этого обошел их кругом, с интересом рассматривая одежду и снаряжение. С особым интересом он рассмотрел кобуру Маккойна, потрогал винтовку Фолза и несколько раз совершенно отчетливо произнес: «О!». Словом, солнцеподобный вел себя как обычный любознательный мужик.
Танцовщицы то приближались, то отдалялись, они раскачивались и извивались, словно прирученные змеи, крутились, как балерины, качали бедрами, крутили ягодицами и делали двусмысленные движения низом живота, подобно опытным стриптизершам; как отлично тренированные гимнастки, они становились на «мостик», распластывались на драгоценном узорчатом полу и упруго вскакивали на ноги… Прозрачные одежды больше показывали, чем скрывали, гибкая пластика тел и раскованность поз завораживали, в атмосферу тронного зала все отчетливее вплетались эротические нотки, и ритмичная музыка нагнетала возбуждение…
— Похоже, они исповедуют средневековый культ плотских наслаждений, — прокомментировал Макфлай. — Чувственность всегда процветала в восточных халифатах…
— И ничего плохого в этом нет, кроме хорошего, — многозначительно высказался Фолз, хотя его мнения никто не спрашивал.
Но Мако сдвинул брови, и матрос прикусил язык.
Перед пурпурным диваном возник низкий столик. Халиф жестом показал на мягкие зеленые подушки, разбросанные вокруг, приглашая садиться.
— Подождите, — сказал Маккойн. — Стоп. Профессор, теперь втолкуйте ему, что мы ищем наших товарищей, которые были в этой крепости. Взвод десантников, пятнадцать человек плюс лейтенант Морган.
Аль-Хасан выслушал и озадаченно надул полные щеки.
— Они выглядели, как вы? Тоже одеты в кожу пустынной ящерицы?
Маккойн посмотрел на свой комбинезон.
— Почти, — сказал он.
Аль-Хасан покачал головой.
— Нет, таких людей мы видим впервые.
— Они были здесь еще вчера утром, мы говорили с ними!
— Значит, они ушли, — пожал плечами халиф.
— Это невозможно, — возразил Маккойн. — Они солдаты, они не могли просто так уйти. Я должен знать, где они сейчас.
Дерзкие слова заморозили воздух вокруг трона, заморозили нежную музыку, писец перестал писать, стражники и Бен-Барух превратились в ледяные изваяния, окутанные напряженным и опасным молчанием. Аль-Хасан с шумом сдул щеки и начал медленно наливаться краской. Глазные яблоки его постепенно выкатывались, словно высвобождаясь из чрева век, и грозя вывалиться наружу. При куда меньших проявлениях ярости приближенные обычно посылали за палачом, и никогда не ошибались. Но даже солнцеподобный халиф не мог обрушить свой гнев на слуг Железного Змея. Он смирил гордыню и ограничился тем, что раздраженно бросил замороженному Бен-Баруху несколько слов, а тот, сразу оттаяв, нравоучительно проговорил:
— У вас нет причин подвергать сомнению слова самого великого халифа, о, доблестные воины!.. Восемь дней назад мы торжественно въехали в эту крепость, и ни один человек вида столь же необычного, как и ваш, не появлялся в этих стенах.
— А что за трупы висят у вас на башне и на воротах? — подал голос матрос Фолз.
Бен-Барух скосил взгляд на халифа, лицо которого напоминало цветом переспевшую клюкву.
— Э-э… Вы задаете вопрос хозяину не только этой крепости, единственному и безраздельному владельцу не только этой земли и этих строений, но также и всех обитающих в ней…
Аль-Хасан перебил его короткой гневной тирадой, переводить которую Макфлай не стал.
— Слушаю, мой повелитель… — смиренно согласился Бен-Барух, и снова обратился к гостям:
— Тела, кои вы видели, принадлежали преступникам, шпионам и прелюбодеям, поскольку даже на благословенной земле халифата есть беспечные люди, идущие тропами мрака. Понимая скрытый смысл вашего вопроса, хочу заверить, что среди них не было ни одного, кто походил бы на вас ростом или одеждой…
Капитан Маккойн молча смотрел на него, и главный мушир почувствовал себя неуютно.
— Может, вы просто не там ищете? — спросил Бен-Барух, вдруг переходя на менее возвышенный слог. — Может, ваши товарищи сидят в другом месте? Если очертить воображаемый круг, чей центр находится в Аль-Бааре, а поперечник равняется двум дням конного пути, то внутри окажутся несколько укрепленных поселений, где они вполне могли остановиться…
— Мы проверим все окрестности, — перебил его халиф, успевший сменить окрас на более спокойный, и вернуть глазные яблоки на место. — Я дам вам десяток конных воинов сопровождения, которые знают местность, как свои пять пальцев. Мог бы дать и больше, если бы точно знал, что завтрашнее утро наступит, как ему полагается. Но мои прорицатели, увы, не могут загадывать так далеко…
Слова халифа прервал тонкий высокий звук лопнувшей струны. Музыка скомкалась и тут же смолкла, танцовщицы в нерешительности остановились.
— Что случилось? — крикнул Аль-Хасан, трижды ударив в ладоши. Он снова выкатил глаза и приложил ладонь к уху. — Почему пропали милые сердцу звуки, призванные веселить моих достопочтимых гостей? Кто ослушался моего приказа?
Девушка, чей инструмент вышел из строя, горестно вздохнула, отчего взлетела прикрывающая лицо короткая накидка, Мако обратил внимание на светлые волосы, короткий европейский носик и пылающие лихорадочным румянцем щеки.
«Белокурая бестия, — подумал он. — Как она тут оказалась?»
Она лихорадочно пыталась вставить порванную струну в колок, но ничего не получалось. Руки дрожали крупной дрожью, словно кто-то невидимый нарочно пытался ей помешать. Танцовщицы застыли на месте, как по команде «замри», никто не шевелился, не произносил ни звука, и халиф все так же не отрывал от уха свою раскрытую ладонь. Смысл происходящего оставался для Мако непонятен, хотя было в этой мизансцене что-то неприятное, угрожающее, зловещее. Он почему-то решил, что должен, во что бы то ни стало, помочь этой симпатичной музыкантше или хотя бы попытаться это сделать, поскольку в музыкальных инструментах капитан Мако ровным счетом ничего не смыслил. Но его опередили.
Из мерцающего полумрака уверенным стремительным шагом вышла еще одна девушка — высокая и гибкая. Она явно не была танцовщицей, подавальщицей или кем-то из смотрительниц дворцовой челяди: так мог появиться на утреннем совещании молодой председатель совета директоров, припозднившийся на несколько минут и нисколько этим обстоятельством не смущенный. Не только манеры, но и одежды выдавали ее высокое происхождение: золотые башмачки с загнутыми носами, шаровары из зеленого шелка, красная курточка, едва прикрывающая живот, на лбу — широкий золотой обруч с изумрудом, удерживающий легкую чадру.
