Коротко поклонившись опешившему халифу, девушка подошла к белокурой музыкантше, быстро закрепила струну, подтянула ее, настроив на нужный лад, и взяла пробный аккорд, который прозвучал мелодично и чисто. Белокурая попыталась вскочить или, наоборот, упасть ниц, но была остановлена властным движением маленькой ладони. Музыка продолжилась с оборванной ноты, танцовщицы снова закружились в мягком, обволакивающем танце. Повисшее в воздухе напряжение развеялось, как дымок кальяна на сквозняке.
— Это моя дочь, принцесса Гия, — произнес Аль-Хасан, притворно нахмурившись.
— Та самая, из сказок и легенд?! — ахнул Макфлай, но халиф не обратил на это никакого внимания.
— Она единственный человек во всем халифате, кто может пройти без приглашения в мои покои и остаться в живых. Даже заступничество за нерадивых сходит ей с рук!
В густом властном голосе перемешались государев гнев и глуповатая родительская гордость. Но Гия даже не повернулась в его сторону. Случайно или нет, но она встала так, что свет факелов сделал невидимой вуаль, прикрывающую лицо. Надо сказать, принцессе было чем похвалиться: огромные миндалевидные глаза, яркие чувственные губы, небольшой носик с восточной горбинкой, которая совершенно ее не портила, безупречный овал лица, — такое впечатление, что именно с нее художники студии Уолта Диснея пытались рисовать своих восточных красавиц, хотя так и не смогли приблизиться к оригиналу. К тому же, насколько позволяли судить ее свободные, но легкие одежды, принцесса обладала вполне спортивной фигурой, выгодно отличавшей ее от большинства иракских женщин, которых морпехи встречали на своем пути от Фао. Высокая тонкая талия вызывала настойчивое желание подойти и проверить, действительно ли ее можно обхватить пальцами двух рук.
Между халифом и принцессой произошел короткий обмен быстрыми фразами, которые Макфлай не воспринял или не стал комментировать. Аль-Хасан возвел очи горе, затем вдруг рявкнул так, что музыка оборвалась, а танцовщицы вновь застыли в изломанных позах. Но принцесса даже не шелохнулась, более того — протянув руку в сторону Мако, она добавила что-то тоном, не терпящим возражений.
— Ну что ж, доблестные воины, — вздохнул халиф, устало потирая глаза, — я как хозяин назвал вам себя. Теперь настал и ваш черед. Мне, равно как и моей своенравной дочери, будет небезынтересно узнать ваши имена и титулы. Начнем с вас, достойнейший, — он кивнул капитану.
— Какие еще титулы? Мы — морпехи, — ответил Маккойн. — Я — капитан Джон Маккойн, это матрос Фолз…
— Как? Марбеки?.. Вы марбек?.. — переспросил Аль-Хасан.
Теперь Бен-Барух удивленно таращил глаза. Писарь быстро черкал своей ручкой.
— Морпехи, — повторил капитан. — Морские пехотинцы.
Макфлай попытался найти в староарабском подходящие слова для перевода, но ему это, видимо, не удалось.
— Вы — те, кто пешком ходит по морю, как по суше? Я правильно понял? — выпытывал Аль-Хасан, недоверчиво таращась на гостей.
— И он тоже ходит по морю? — пальцем с огромным бриллиантом халиф указал на тучную фигуру профессора Макфлая.
— Да нет же! — Маккойн посмотрел на профессора, но тот только пожал плечами. — Я морпех, и матрос Фолз тоже морпех. А это Теодор Макфлай, он ученый, специалист по древностям. Это — Ахмед, он учитель… Впрочем, дело ваше, можете и их называть морпехами…
— Марбеки, марбеки, — повторял пораженный Аль-Хасан. — Они ходят по морю и повелевают громом и молниями!
Писарь старательно увековечивал его слова для истории.
— Ма-ар-бек Шон-Магой, — по слогам произнесла принцесса Гия, не отрывая от капитана пронзительных карих глаз. Затем наклонилась к халифу, торопливо поцеловала его руку и ушла так же быстро, как и появилась. Маккойн невольно проводил ее взглядом.
— Итак, многоуважаемые гости, я с открытым сердцем ответил на ваши вопросы, а вы — на мои, мы стали ближе и любезнее друг другу, — сказал Аль-Хасан.
Он сдвинул на затылок чалму, которая делала его похожим на факира в цирке, ожесточенно помассировал лоб и громко хлопнул в ладоши. Заиграла музыка, танец начался с того места, где прервался несколько минут назад.
И тут же из темноты, куда не доставал свет факелов, возникли две тонкие женские фигуры, с головы до ног закутанные в полупрозрачные ткани. В руках у одной было глубокое блюдо с фруктами, у другой — золотой поднос с пятью грушеобразными дымящимися чашами из прозрачного хрусталя. Судя по зеленоватому оттенку, в них был чай. Грациозно изогнувшись, девушки выставили угощение на столик.
— Вы можете, наконец, сесть и дать отдых уставшим ногам. А я и мой главный мушир поведем с вами неторопливую мужскую беседу, как мы и намеревались с самого начала, — степенно сказал Аль-Хасан. — Садитесь и вкусите наше угощение.
— Внизу ждут наши люди, — напомнил Маккойн, опускаясь на мягкую подушку.
— О них побеспокоятся, — халиф поднял чашу с зеленоватым напитком и улыбнулся. — Да пребудет радость в ваших душах и сила в теле!
Это было похоже на тост, и Маккойн подумал, что ошибся: значит, подали не зеленый чай, а… Он замешкался. Что могли подать вместо чая? Может, абсент? На мусульманском Востоке?! Ну да сейчас все выяснится…
Он потянулся к своей чаше, как вдруг из-под самой руки ее проворно выхватила одна из девушек. Она легко, как циркуль, крутнулась вокруг своего позвоночника, не пролив при этом ни капли, потом опустилась на колено перед капитаном, улыбаясь и держа чашу перед собой, словно приглашая его сделать еще одну попытку. Бывалого морпеха вдруг прошиб пот: он обнаружил, что девушка без нижнего белья, и закутывавшее ее покрывало из тончайшей, наподобие тюля, ткани позволяет рассмотреть каждую складку юного тела.
Маккойн растерянно оглянулся. Халиф с Бен-Барухом многозначительно улыбались — похоже, это какая-то игра, испытание для почетных гостей. Капитан опять потянулся к чаше… но девушка мягко отвела руку в сторону, давая понять, что получить желаемое так просто не удастся.
Она симпатична, гибка, улыбчива. Пожалуй, по меркам европейских моделей — страдающих анорексией плоских вешалок, — немного полновата, но без едва заметного животика не станцуешь знаменитый танец живота… Кожа нежно-оливкового цвета, который ассоциируется у мужчин с восточной экзотикой, безупречные груди, словно купола минаретов, выглядывающие из шоколадного моря — не хватает только полумесяцев на темных маленьких сосках… Узкая талия, развитые бедра, стройные ноги с необычным педикюром: один палец полностью желтый, другой красный, потом опять желтый… Кстати, или наоборот — некстати, Мако вспомнил, что последние сумасшедшие полгода, до предела заполненные подготовкой к операции и прочими служебными хлопотами, он провел без женщин.
— Не робей, марбек! — подбодрил его Аль-Хасан, отпивая из своей чаши. — Женщина всего лишь тень мужчины, и ты можешь взять у нее все, что захочешь! — Он сделал еще глоток и буднично добавил: — Включая жизнь.
Маккойн протянул руку, поднял с блюда огромный гранат, похожий на покрытое запекшейся кровью сердце. Красавица с напряженной улыбкой наблюдала. Капитан повертел гранат, словно раздумывая, что с ним дальше делать, и неожиданно бросил девушке. Та растерялась на какую-то долю секунды, выставила вперед свободную руку, и в это мгновение капитан выхватил у нее свою чашу, тоже сумев не расплескать содержимое.
