— Так точно! Уверен! Да вы бы, товарищ капитан, сами посмотрели, как его там полоскало. Я думал, еще немного — и я увижу его желудок.
— Спасибо, Майзингер, такие пикантные подробности меня не интересуют, — все еще не глядя на меня, заявил он.
И снова возникла пауза.
— А вам не кажется, что Галкин об этом догадывался? Или, может, даже знал! — подал голос Журавлев.
Стриж встретился глазами со старшим лейтенантом и молча кивнул.
— В таком случае он подвергает себя смертельной опасности, — не унимался Журавлев.
— Кто хорошо запомнил дорогу назад, в деревню? — быстро спросил капитан Стриж.
Синицын поднял руку.
— Уверен?
— У меня отец лесником был. Я, товарищ капитан, не одни летние каникулы в тайге провел.
— Журавлев, — повернулся к старшему лейтенанту Стриж, — остаешься здесь за старшего! Продолжайте наблюдение! Со мной пойдут Синицын и Майзингер. А ты распредели дежурство по новой! Если через два дня ни от нас, ни от Галкина ничего не будет слышно, свяжетесь с центром. А до тех пор — ни-ни! Все ясно?
— Так точно, товарищ капитан! — весь подобрался Журавлев.
Синицын подобно породистой ищейке отыскивал нужные тропинки и уверенно вел нас назад в селение. И было не совсем ясно, какими ориентирами пользовался этот замечательный человек. Я шел замыкающим, не спуская глаз с маячащих впереди меня спин офицеров. Шел и размышлял.
«Невероятно! — думал я про себя. — Как быстро может измениться жизнь человека! Нет, не всего человечества в целом. А именно одного, отдельно взятого человека. Человечишки! Казалось бы, ведь только вчера я заступал в памятное, новогоднее дежурство по подразделению. Памятным для меня оно являлось потому, что наутро выпал… снег. Да! Самый настоящий холодный и колючий первач. Скажи кому в средней полосе России или в Казахстане, что я распространяюсь о новогоднем снегопаде как о каком-то чуде, ведь засмеют же! Ну, в лучшем случае покрутят пальцем у виска. Однако мало кто знает, если вообще задумывается на эту тему, что для Самарканда, как и для Южного Узбекистана вообще, снег — это то еще исключеньице. Мне даже доводилось слышать о такой примете, что, мол, если встретил на юге Новый Год со снегом, то и будет у тебя в этом году все… Нет, не примороженное! А все, как в кино. То есть, в порядке. Так и сидел я — новогодний дневальный — на входе в казарму и зачарованно улыбался южному снегу… А теперь вот, вместо того, чтобы и дальше спокойно тянуть солдатскую лямку, тащусь ночью, по тайге, вслед своим товарищам в погоне за оборотнем! Во как! Скажи кому в средней полосе России… А, к черту! — Я в сердцах сплюнул. — Метаморфозы, блин!»
— Майзингер, не отставай! — донеслось спереди.
И я прибавил шагу.
Уже в нескольких километрах от деревни мы отчетливо слышали собачий лай. Это лишь засвидетельствовало тот факт, что мы движемся в правильном направлении. И все же вышли мы из лесу несколько в стороне от Кащеевой избушки на курьих ножках… Я бы даже сказал, мы зашли в деревню совершенно с другой стороны.
— Но это та самая деревня! Клянусь свой шпагой! — рассмеялся своей неожиданной ошибке в расчетах Синицын.
— Ладно, лейтенант, не напрягайся! — весело заметил Стриж. — Ты и вправду у нас молодец! Я, если признаться, сомневался, что мы так быстро управимся.
Мы остановились, чтобы перевести дух после быстрой ходьбы и сориентироваться. Пользуясь возможностью, офицеры закурили.
— Так, — выдохнул дым капитан. — В три часа ночи нам вряд ли кто-нибудь сможет подсказать дорогу к Кащею. Придется искать самим.
Я не удержался и смачно зевнул.
— Давай-ка, Синицын мы с тобой отойдем в сторонку, — шутливым тоном произнес Стриж. — А то, не ровен час, рядовой Майзингер нас проглотит…
И тут где-то на противоположной стороне деревни раздался хлопок, а несколькими секундами позже еще один. Мы замерли.
— Никак стреляют!? — встревожился капитан. И потом: — Где, лейтенант? Откуда слышались выстрелы?
— Там! — ответил голос Синицына.
— Майзингер, остаешься здесь! — сбрасывая на землю рюкзак, распорядился Стриж. — Синицын, за мной!
И они побежали. Когда же оба миновали крайние избы, послышался еще один выстрел. Теперь уже как будто чуть ближе. Я присел на корточки. Оружия у меня с собой не было. И от сознания полной беззащитности в случае чего у меня неприятно засосало под ложечкой. Прошло, может быть, минут пятнадцать, как Стриж и Синицын оставили меня одного, и я вдруг отчетливо услышал быстро приближающиеся шаги. Я до боли в глазах всматривался в темноту, пытаясь разглядеть бегущего. Что-то подсказывало мне, что им не могут быть ни капитан, ни лейтенант. Они просто физически не могли бы пробежать через всю деревеньку и, сделав петлю, возвращаться с этой стороны. Я ухватил рюкзаки своих спутников и сел, заслонив их спиной. Если бы кто-нибудь в этот момент спросил меня, зачем я это сделал, я бы, наверное, даже не смог ответить. Скорее всего, это произошло автоматически. При этом мне еще почему-то вспомнился один из прочитанных в детстве рассказов…
О героическом поступке нашего вождя. А именно то место, где на Володю Ульянова по дороге то ли в школу, то ли в библиотеку напали ужасные гуси. Которые, судя по их поведению, хотели съесть все его книжки. Однако Ленин уже в детстве отличался завидной сообразительностью. Он положил книги на землю, лег на них спиной и не позволил ненавистным и безграмотным тварям испортить источник знаний.
Вспомнив тот забавный сюжет, я улыбнулся. Звуки шагов стихли. Я ждал, что будет дальше. Но кругом снова было тихо. И только где-то на деревенских подворьях возилась скотина. Душераздирающий вой разорвал ночное спокойствие в клочья. Обожженный гремучей смесью неожиданности и страха, я словно бы провалился в небытие. Окружающее на какое-то время перестало для меня существовать. Темнота ночи померкла перед лицом дремавшего в подсознании старого, как мир, ужаса. Вой, мучительно протяжный, перешел в злое сопение. Выдержав короткую паузу, забрехали, казалось, все собаки на деревне. Где-то хлопнула дверь, заревел напуганный ребенок. Все это нарастающее оживление я воспринимал скорее зрительно… Меня крутило в водоворотах густого мрака, и необычная для этого времени суток деревенская какофония кружила вместе со мной. Когда я вновь пришел в себя, во многих избах зажегся свет. И ближайшие соседи, высыпав на улицу, уже вовсю соревновались между собой в матерщине. Я поднялся на ноги. Осмотрелся. И только здесь заметил свет, пробивающийся сквозь деревья в каких-нибудь трехстах метрах от меня. «Кащей!» — промелькнуло у меня в голове. Получается, что Синицын вывел нас все же правильно. Вот только из-за отделяющих сказочную избушку от села деревьев мои товарищи не смогли определить верное направление. А как только в ответ на деревенский переполох в окнах Кащеева дома загорелся свет, его жилье вновь обнаружило себя. Не помня себя от радости, что по меньшей мере мои ночные мытарства закончились, я подхватил весь наш скарб и бросился к приветливо светящимся окошкам.
