У одного из таких «окон», прислонившись спиной к стене и поминутно заглядывая внутрь, пристроилась молодая женщина. Б коротком белом халатике, до непристойного обтягивающем ее изящную фигуру, она могла бы дать фору любой известной модели. Крюгер попросту не ожидал в этой богом забытой глубинке увидеть такую красавицу.
«Да! Ради такой не только сломанной ноги было бы не жалко», – подумал он, вспоминая слова Серика.
Девушка, словно прочитав мысли Патрика Крюгера, одарила его ослепительно белой улыбкой и преувеличенно громко сказала:
– Ослан, к тебе посетитель!
Окинув подошедшего любопытным взглядом и приветливо кивнув, она бесшумно направилась в глубину сада. Патрик так и остался стоять спиной к окну, наслаждаясь видом удаляющейся богини.
– Богиня! – произнес сзади голос Ослана, словно читая его мысли. – Вы не находите, шеф?
Несмотря на многолетнюю совместную работу, Патрик Крюгер так и не убедил Ослана перейти на «ты».
– Увы, мой друг! – мечтательно ответил Крюгер, поворачиваясь к собеседнику. – Еще не успев найти, я уже потерял ее!
Мужчины крепко пожали друг другу руки через оконный проем.
Ослан полулежал на кровати, положив загипсованную ногу на металлическую спинку. В комнате царил полумрак. Патрик расположился на единственном стуле, приставив его поближе к койке больного. Первые пять минут, как и в день первого знакомства в аэропорту Франкфурта, они молча изучали друг друга. Тишину нарушил Ослан:
– Я уже неделю находился в Таджикистане недалеко от озера Друн-Куль, когда ко мне прибыли старейшины из ближайшего селения. Просили помочь. Пропал мальчик-пастух, внук одного из местных баши. Пропал на озере. Он единственный гонял туда своих баранов. Другие, как я позже узнал, обходили те места стороной. Надо сказать, что Друн-Куль – одно из самых загадочных озер Шох-дары. С этим озером связаны многие легенды, и там как будто бы происходили странные вещи…
Патрик Крюгер внимательно слушал и не перебивал. Ослан продолжил:
– Поиски пропавшего ребенка никак не входили в мои планы. Но это Памир. Если тебя о чем-то просят, отказывать нельзя. На Друн-Куле я был впервые. Озеро это просто огромно. Но подобраться к нему практически невозможно из-за крутизны скал. Они опоясывают его со всех сторон и подступают к самой воде. Только в одном месте я заметил узкую полоску песка и какое-то полуразвалившееся сооружение на ней. Стемнело достаточно быстро, и я решил спускаться к развалинам, как только взойдет солнце. Собственно говоря, то место казалось мне единственно возможным, где бы мог находиться мальчишка. Ведь он мог, к примеру, сорваться с одной из скал и что-нибудь себе повредить. В таком случае он вполне мог укрыться в этих камнях от непогоды, ожидая подмоги. Вы вот, шеф, конечно же, подумали, что Ослан испугался наступающей ночи. Нет, господин Крюгер, я просто не хотел разделить судьбу мальчишки. Ведь это был большой риск – в темноте спускаться по невидимому и абсолютно не изведанному маршруту. А с переломанной шеей я был бы ему плохим помощником.
Ослан устало откинулся на подушку. Было видно, что этот момент в его истории не давал ему покоя.
– Я тебя ни в чем не собираюсь винить, Ослан! – заверил его Патрик Крюгер и приготовился слушать дальше.
После затянувшейся паузы лежавший продолжил:
– Как я уснул – не помню. Знаю только, что проснулся от страха. От панического страха, который испытал впервые. Мне известны такие места в горах, где на человека вдруг набегает волна паники. Я бывал в долинах, где средь бела дня, когда над головой вовсю светит солнце, становится вдруг жутко. Казалось бы, без причины. Старики говорят, в таких местах открываются двери в иной мир. Не знаю… но в ту ночь я проснулся именно от жуткого страха! – Ослан в упор посмотрел на Патрика Крюгера и упавшим голосом закончил: – И я был не у себя в палатке…
Патрик заерзал на стуле. Но, испугавшись, что Ослан по своей воле больше ничего не скажет, осторожно поинтересовался:
– А где?
– Я лежал внизу, среди развалин…
Эти слова были сказаны Осланом совершенно спокойно, словно отсутствие палатки было самым чудесным во всех его похождениях.
– Сооружение было явно древним. Остатки толстых стен переходили в довольно высокий купол, пробитый в нескольких местах. В эти своеобразные окна хорошо было видно звездное небо. Звезды в горах вообще очень крупные и гораздо ярче, чем в долинах. Кажется, протяни руку – и ты коснешься этих отсвечивающих голубым шариков… Страх сковал меня так, что я не мог пошевелиться. И я чувствовал, что находился там не один…
Ослан судорожно сглотнул и, выдержав паузу, стал рассказывать дальше:
– Он появился в проеме стены, этот мальчик-пастух. Я узнал его по описанию старейшин. Он медленно двигался в мою сторону, но его ноги!.. Он не касался ногами земли! И эти глаза… Без зрачков. Закатившиеся глаза мертвеца.
Голос Ослана дрогнул:
– Я, наверное, застонал, потому что ребенок остановился. Вернее сказать, завис в воздухе в каком-нибудь метре от меня. С видимым усилием двигая посиневшими губами, он произнес: «Зачем ты нарушил покой Зура?» Его какой-то скрипуче-ломкий голос, на каждом слове меняющийся, на последнем перешел вовсе на крик. Не человеческий, скорее птичий. Так кричат беркуты в киргизских степях… Волна ледяного холода обожгла мое нутро, грозясь навечно приковать меня к этому проклятому месту. Вы знаете меня, шеф, я никогда не осквернял свой язык непристойными словами. Но в тот момент, отчаянно ругаясь и крича, я вырвался из плена страха и бросился прочь. Жуткий хохот несся мне вслед. А затем чей-то страшный голос крикнул: «Гриды айда!» Вокруг все затряслось и жутко завыло. А безумный хохот смешался с топотом тысяч ног и копыт. Он хлестал меня невидимым бичом. Камни летели мне в спину и голову. Этот дикий шум преследовал меня по пятам, когда, достигнув первых камней и собрав все свои силы, я подпрыгнул и ухватился за нависающий выступ скалы. Я прополз добрых семь метров по почти отвесной стене. Без снаряжения! Без страховки! Смертельный страх подгонял меня. Я уже был близок к цели. Спасительный край скалы находился в метре вверху. И вдруг до меня долетел другой голос. Голос ребенка. «Пусть меня никто не ищет!» – сказал он. И снова жуткий хохот! Наконец я нащупал край обрыва и резко подтянулся… И чуть не умер от ужаса! Наверху, где я ожидал обрести спасение от всех пережитых кошмаров, в десяти сантиметрах от моего лица стояли… ноги!
Крюгеру показалось, что он ослышался. Противно скрипнув стулом, он весь подался вперед. Уловив это движение и расценив его как-то по-своему, Ослан замолчал.
– Ноги? – Патрик во все глаза уставился на собеседника.
– Да, ноги! Голые, исцарапанные и по колено отрубленные ноги!.. – Ослан облизал высохшие губы и закончил: – Для моих нервов этого оказалось достаточно. Я сорвался и полетел вниз… Очнулся я уже под вечер следующего дня в кишлаке родственников пропавшего мальчика. Моя правая нога была сломана, и больше – ни царапины. Патрик удивленно поднял брови.
