Шкурдюк, собиравшийся утолить жажду, едва не расплескал воду из стакана.
– Вряд ли это возможно, – просипел он. – По крайней мере, в ближайшие дни. Его рабочее время расписано буквально по минутам. И потом, если бы в этом была необходимость, профессор сам бы условился о встрече. Скорее всего, у него нет ничего, что могло бы помочь следствию.
– Жаль… Но при удобном случае сообщите профессору, что я имею к нему пару конфиденциальных вопросов. Остальное будет зависеть от него самого… Кстати, у вас в клинике имеется какой-нибудь фотоархив? Портреты ведущих специалистов, групповые снимки, вид на клинику в разных ракурсах. Фото желательно свежие, давностью не более года.
– Не знаю даже… – Шкурдюк почесал затылок. – Надо поинтересоваться в отделе кадров.
– Вот и поинтересуйтесь. Заодно захватите личные дела этих сотрудников. – Донцов протянул хозяину кабинета только что составленный список.
– Сделаем. – Шкурдюк стал вчитываться в список. – Так, так, так… Ого, даже я сюда попал! За какие, спрашивается, грехи?
– Ваши грехи пусть останутся при вас. А я проверяю всех, кто имел хотя бы теоретическую возможность проникнуть в палату Наметкина. Вы ведь вхожи во все помещения клиники, не так ли?
– Вхож, – вынужден был согласиться Шкурдюк. – Но таких людей не меньше полусотни.
– Сегодня проверим одних, завтра других, послезавтра третьих. Горячку в этом деле пороть нельзя. Но если информационно-поисковый центр вдруг выдаст справку, что гражданин Шкурдюк Алексей Игнатьевич в прошлом судим за серийные убийства инвалидов-паралитиков, все мои проблемы отпадут сами собой.
– Шутить изволите, – натянуто улыбнулся Шкурдюк. – А я, между прочим, человек впечатлительный. Все близко к сердцу принимаю.
Он отсутствовал полчаса, и вернулся с целым ворохом цветных фотографий и пачкой тоненьких картонных папок.
– На дворника личное дело отсутствует, – доложил он. – Лукошников у нас совместитель, по договору работает.
Бегло перелистав папки и выписав кое-что в свою записную книжку, Донцов приступил к изучению снимков.
В результате он отобрал для себя целых пять штук. Везде, хоть и с разных позиций, был запечатлен третий корпус клиники, служивший как бы фоном для всяческих жанровых сцен – коллектив на субботнике, коллектив чествует своих ветеранов, коллектив участвует в учениях по гражданской обороне, и так далее.
Глава 5
Опер по кличке псих
Беспокоить водителя-левака Толю Сургуча уже не хотелось, он мог находиться сейчас совсем на другом конце города, и Донцов ненавязчиво поинтересовался у Шкурдюка – не подкинут ли его на служебном транспорте к зданию отдела милиции, откуда три дня назад в клинику выезжала следственная бригада.
– Зачем же на служебном! Лучше я вас на личном прокачу, – с редкой по нынешним временам учтивостью предложил заместитель главного врача.
– Возражать не буду, – согласился Донцов.
– Но сначала перекусим.
– Нет уж, увольте. Тогда на всех моих неотложных планах придется поставить крест. На сытое брюхо не побеседуешь.
– На голодное тем более! – упорствовал Шкурдюк.
– Все, вопрос закрыт. – Донцову пришлось перейти на полуофициальный тон. – Вы должны содействовать мне, а не совать палки в колеса.
За то время, которое они провели в клинике, погода опять резко изменилась – дождь сменился ледяной крупой, а поверхность грязи приобрела обманчивую прозрачность.
Машина, принадлежащая Шкурдюку, видимо, была куплена еще в те времена, когда он процветал на плодородной ниве поп-культуры. По нынешним временам такая четырехколесная игрушка, напичканная разными прибамбасами, гражданину страны с переходной экономикой совершенно ненужными, стоила тысяч двадцать. В условных единицах, конечно.
Впрочем, на охраняемой стоянке, предназначенной исключительно для личного транспорта работников клиники, имелись тачки и покруче. Создавалось впечатление, что врачи-психиатры живут не так уж и плохо.
После прибытия к месту назначения Шкурдюк своим поведением несколько озадачил Донцова. Вместо того, чтобы отбыть восвояси или ожидать следователя в машине, он увязался вслед за ним. Вряд ли это объяснялось одним лишь праздным любопытством.
«Ну ладно, походи за мной хвостиком, – подумал Донцов. – Посмотрим, что из этого получится».
Предъявив свое удостоверение дежурному, отгородившемуся от всего остального мира пуленепробиваемым стеклом, Донцов осведомился, есть ли на месте кто-нибудь из тех, кто утром шестнадцатого числа выезжал на труп по адресу: улица Сухая, десять.
– Это в «Дом чеканутых», что ли? – перелистывая книгу происшествий, поинтересовался дежурный.
– Примерно. – Донцов исподтишка подмигнул Шкурдюку.
Однако впечатлительная душа заместителя главного врача не выдержала.
– Вы, пожалуйста, подбирайте выражения! – произнес он фальцетом. – Ваше заведение в народе, между прочим, тоже живодерней зовут.
Дежурный на этот выпад никак не отреагировал – за целый день ему приходилось слышать здесь и не такое.
– Из следствия сейчас никого нет, – сообщил он, потыкав кнопки коммутатора внутренней связи. – Загляните в розыск. Второй этаж. По коридору налево, двадцать пятый кабинет.
– Спасибо, знаю, – ответил Донцов. – Бывал уже здесь раньше.
По давней традиции, тянущейся, наверное, еще со времен знаменитого полицмейстера Архарова, кабинет сотрудников уголовного розыска выглядел как лавка старьевщика или жилище какого-нибудь нового Гобсека. Вопреки мольбам несчастных уборщиц, попрекам коменданта и прямым угрозам пожарного инспектора, здесь за самый короткий срок скапливалась масса разнообразнейшего барахла, которое и выбросить было нельзя, и сплавить на склад вещдоков не полагалось.
Была тут и ржавая арматура, послужившая орудием преступления, и фрагменты взломанных дверей, возвращенные с экспертизы; и десятки навесных замков, перепиленных, сбитых или вскрытых отмычками; и костыли, однажды вдоволь погулявшие по человеческим головам; и бронзовые плиты, сорванные с могильных памятников; и булыжники со следами крови; и много другого добра, пригодного в основном лишь для свалки.
За колченогим письменным столом, словно нарочно подобранным под стиль остального интерьера, восседал молодой опер, и что-то ловко печатал на компьютере. Донцов немного знал его по прежним встречам, вот только фамилию запамятовал. То ли Домовой, то ли Водяной – в общем, что-то фольклорное.
Одеждой, прической, манерами и даже выражением лица опер был как две капли воды похож на типичного братка из провинциальной банды, прибывшей на гастроли в столицу.
И причина этого крылась вовсе не в стремлении замаскироваться под блатного, а в некой не зависящей от человеческой воли всеобщей тенденции, нивелирующей внешний вид, оружие и лексикон постоянных врагов – так римские легионеры позаимствовали у варваров штаны, терские казаки у горцев – черкеску с газырями, а оседлый люд у кочевников – кривую саблю.
