Теперь даже стойка, казалось, кренилась из стороны в сторону, но по крайней мере в вестибюле никого не было, что премного радовало Рида. Он жадно впитывал тишину, глубоко и размеренно дыша, выжидая момент, когда ум вернётся к действительности и остановится на каком-нибудь простом, осуществимом плане, дающем возможность разобраться в происходящем.
«Возможно, я действительно спятил».
Он испытывал непреодолимое искушение признать простой факт своей невменяемости. Тогда всё стало бы гораздо проще. Тогда всё получило бы объяснение, и он смог бы прогнать прочь кошмарные воспоминания, как и любые другие странные видения.
Но подобные мысли не приносили утешения. Даже если его расстроенный ум порождает кошмарные воспоминания о жутких событиях, на самом деле никогда не происходивших, он наверняка заменит одни воспоминания другими, ещё более чудовищными.
Так или иначе, вот он стоит здесь, не падая на пол только потому, что опирается на стойку: официально признанный псих. Но разве шериф Миллз не сказал, что именно в таком качестве он им не нужен?
Рид несколько раз глубоко вздохнул. Он начал молиться, и ум его прояснился ровно настолько, чтобы он осознал, что в таком состоянии идти в горы опасно. Он не выдержит трудностей и не сумеет сейчас помочь ни поисковым отрядам, ни Бек, поскольку не может доверять своим чувствам.
«Похоже, я никуда не иду», — подумал он.
Он потёр ладонями лицо — отчасти потому, что таким жестом выражал душевную муку и смятение, но главным образом потому, что лицо являлось единственной реальностью, в существовании которой он не сомневался. Оно оставалось на месте. Он его осязал. Рид предположил, что локти у него тоже оставались на месте: он упирался ими в стойку.
Что ещё здесь реально? Он обвёл взглядом вестибюль, охотничьи трофеи на стенах: лосиная голова, оленья голова, большая медвежья шкура, многочисленные оленьи рога. Похоже, кто-то знал обратный путь оттуда и вернулся победителем — кто-то не чета Риду.
Его взгляд скользнул вниз по стене, не задержавшись на пожелтевшем постере, но потом вернулся назад и остановился на нём.
Тёмное двуногое существо, шагающее через заторенный брёвнами ручей, имело смазанные, расплывчатые очертания, но смотрело в сторону Рида. Холодок пробежал у него по спине. Он не увидел серебристо-зелёных глаз, зловеще мерцающих в темноте, но испытал вдруг прежний, бьющий по нервам и вгоняющий в дрожь ужас.
Он перевёл глаза на стеклянную витрину под постером и сосредоточил взгляд на гипсовом слепке с отпечатка огромной ступни. Когда он склонился над витриной, в памяти у него всплыл звук, подобный которому могла произвести такая вот нога, ступающая по мягкой земле. Внезапно стремительность и проворство тени, мелькнувшей перед ним в ночном мраке, показались Риду не такими уж невозможными.
Сердце у него забилось чаще, руки затряслись. Он окинул взглядом вестибюль, увидел за окнами людей, которые собирались отправляться на поиски по завершении прочитанной Джимми лекции о том, как следует обращаться с разорванными на части телами и ополоумевшими от страха, галлюцинирующими родственниками погибших. Неужели никто из них не видел гипсовый слепок под стеклом или постер на стене? Неужели никому не пришло в голову, что это мог быть не медведь вовсе, а…
Осторожность взяла верх над прочими чувствами, и Рид никуда не побежал с воплями.
Конечно, они видели это и слышали его рассказ. Он попытался понять, почему мысли у них текут лишь в одном направлении, сосредоточиваются лишь на одном объяснении, и нашёл лишь один ответ: они не были там прошлой ночью.
Он снова посмотрел на постер, пытаясь представить такое существо в темноте…
— Не думаю, что вам стоит смотреть на это.
Арлен Пик, хозяин отеля, вышел в вестибюль из сувенирной лавки. Он стоял под огромной медвежьей шкурой, устремив на Рида тревожный взгляд.
Рид кивнул в сторону витрины.
— Я никогда раньше не видел подобного существа.
— Мало кто видел, а все видевшие предпочитают держать язык за зубами.
— А вы видели?
Старик покачал головой, почти печально.
— Нет.
Рид понял, что этому человеку вполне можно довериться.
— Мне кажется, я видел.
Пик подошёл к нему и мягко сказал:
— Сынок, тебе нужно быть уверенным в этом. Я не хочу, чтобы кто-нибудь решил, будто я заморочил тебе голову разными россказнями.
Рид уставился на гипсовый слепок.
— Они… они издают звуки, похожие на женский плач? Не крик, а… ну знаете, стоны, рыдания?
Хозяин гостиницы слабо улыбнулся и покачал головой.
— Откуда вы знаете?
— Просто никто никогда такого не слышал.
— А они пахнут дурно, как самая зловонная подмышка на свете?
Пик немного поколебался, а потом ответил:
— Только когда они испуганы или расстроены. Обычное дело для человекообразных обезьян. Такой защитный механизм.
— А они воют и визжат, как… ну, как обезьяны? Серебряные коронки старика блеснули в свете, льющемся в окна.
— Это я слышал.
— А они свистят? — Рид попытался изобразить свист, который слышал: протяжный, с лёгкими переливами.
Теперь Пик встрепенулся и выпрямился, пристально на него глядя.
Спасательные команды были готовы выступить в лес. Джимми Кларк и шериф Миллз, с винтовками за спиной, обменялись взглядами с Питом Хендерсоном, а потом посмотрели в сторону главной двери отеля.
— Вы ведь видели его, верно? — спросил Джимми. — У него такой вид, словно он дури обкурился.
Шериф Миллз помедлил лишь несколько мгновений, обвёл взглядом собравшихся людей, а потом глубоко вздохнул.
— Ладно, возьмёмся за дело! — крикнул он. — Давайте двигаться!
Передняя дверь открылась. Все разом замерли на месте.
Рид вышел наружу, чуть бледный, чуть шаткой поступью, но держась прямо, с рюкзаком за плечами, в своей форменной фуражке. Он принял решение и напряжённым голосом сказал шерифу Миллзу:
— Готов выступить по вашему приказу, сэр.
Бек услышала протяжный свист с лёгкими переливами. Потом отвратительные утробные звуки, похожие на похрюкиванье гигантской старой свиньи в луже грязи. Снова похрюкиванье. И снова свист.
Потом Бек осознала, что во рту у неё какое-то месиво — комковатое, как липкий изюм, и кислое, как лесные ягоды, — и кто-то в огромных кожаных перчатках запихивает в неё следующую порцию месива.
Она подавилась, закашлялась и выплюнула всё…
И весь мир сотрясся.
Бек открыла глаза. Всё ещё затянутые плёнкой слизи после долгого сна, они видели неясно.
