Передача закончилась. Они довели ее до конца без дальнейших осложнений. Раш, Эли, Марделл и Лесли столпились у стола – вокруг Джона, – готовые взорваться и наброситься на него.
– Где Карл? – спросил Джон.
– Покажи мне это! – яростно потребовал Раш, тыча пальцем в сценарий.
– Карл наверху, в аппаратной, – сказала Марделл. – Но, вероятно, уже спускается сюда.
– Тогда давайте выясним все до его появления, – сказал Джон, листая сценарий.
– Что выясним? – спросила Лесли. – Мы договорились насчет вопроса, мы внесли его в сценарий, и он оставался в сценарии весь день. Ты мог согласовать все со мной, хотя бы предупредить меня, – но нет, тебе нужно было дождаться прямого эфира и задать собственный вопрос, чтобы выставить меня тупой идиоткой!
– Я задал тебе вопрос, написанный в сценарии, – сердито настаивал Джон.
Лесли яростно помотала головой, отчего ее светлые волосы разлетелись широким веером.
– Нет, нет, НЕТ! Ты просто посмотри в сценарий, посмотри внимательно!
Наконец Джон нашел вопрос.
– 0'кей. Вот он. – Он не стал читать вслух, поскольку вопрос гласил: «Лесли, следует ли ожидать новых демонстраций такого рода?»
Его молчание послужило для них истинной наградой. Они устроили номер с многозначительными переглядываниями, прямо здесь и сейчас.
– Ну и?.. – спросил Раш. Джон пришел в замешательство.
– Здесь был вопрос о его сексуальных контактах, при которых он не пользуется презервативами... Вот здесь, на этом самом месте.
– Но ты же видел вопрос на телесуфлере? – спросила Марделл.
– Ну, я считывал с телесуфлера, но... – Раш уже стоял у стола телесуфлера, просматривая длинную бумажную ленту с текстом сценария, который проецировался на зеркальный экран над объективом камеры.
– Ни черта. Здесь то же самое.
Все было слишком гладко. Слишком безупречно. Слишком необъяснимо. Джон сухо улыбнулся и предположил:
– 0'кей, это розыгрыш, да? Кто сделал это? Зачем? Никто не улыбнулся. Тем более Раш.
– Ты что, хочешь, чтобы активисты движения за права гомосексуалистов пошли на приступ студии?
– Раш...
– Ты бы видел, что они сотворили с той церковью! Ты хочешь, чтобы они устроили то же самое со студией? Я не собираюсь отдуваться за это!
Эли попыталась вмешаться:
– Ладно, Раш, это была ошибка, идет? Может, это был розыгрыш. Скверный розыгрыш, но...
Но Раш был слишком раздражен, чтобы останавливаться. Он принялся загибать пальцы, перечислГя:
– Они переколотили все окна, они исписали распылителем краски все стены (Раш не преминул дословно воспроизвести текст настенных надписей), они перебили кучу стекла в самой церкви и всем скопом помочились (Раш выразился не столь деликатно) на алтарь! Ты хочешь, чтобы теперь они заявились сюда?
Страшно потрясенный, Джон содрогнулся от омерзения.
– Они это сделали? – Он посмотрел на Лесли.
Она кивнула.
Джон совершенно растерялся:
– Я не знал.
– Что ж, теперь знаешь. Ты знаешь, с какого рода грязью нам приходится сталкиваться всякий раз, когда мы делаем сюжет о голубых. Так что будь любезен, впредь думай головой – просто немножко думай головой, ладно?
Джон не был удовлетворен. Какая-то мысль не давала ему покоя.
– Но... мы ничего не показали. Мы никому не рассказали об этом.
– Можешь не сомневаться, не рассказали! Джон почувствовал, как в нем нарастает гнев.
– Подожди-ка минутку. Голубые практически разнесли церковь, нанесли ущерб чужой собственности... Кто-нибудь был арестован?
– Насколько нам известно, нет, – ответила Лесли.
– Насколько нам известно, нет? А кто-нибудь интересовался этим? У нас есть видеозапись произведенного разгрома? Раш смотрел на Джона недоверчиво.
– Ну да, Джон, как же! Можно подумать, мы станем в тихий послеобеденный час демонстрировать всем гнусные ругательства, написанные на стенах церкви! Ты что, хочешь отвечать на телефонные звонки?
– Джон, – вставила Лесли, – не все гомосексуалисты такие!
Теперь Джон определенно разозлился. Он пристально посмотрел Рашу в глаза.
– Раш... все, о чем ты мне рассказал... все, что они натворили... это же действительно было, так ведь? И мы были на месте происшествия, так ведь?
Раш вскинул руки и пошел прочь от стола.
– О черт. Я пошел. Джон последовал за ним.
– Нет, постой, Раш, не уходи. Это действительно случилось, и мы там были и теперь ты мне говоришь, что это не новости?
Раш повернулся, не собираясь сдавать позиций.
– Слушай, мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать этот вопрос! Мы здесь собрались, чтобы обсудить твою оплошность – вот для чего мы здесь собрались!
– Это правда? – резко спросил Джон Лесли. Лесли не поняла.
– Что «правда»?
– Триста сексуальных контактов, и никаких презервативов. Это правда?
Лесли немного подумала, потом кивнула и признала:
– Один из его друзей говорит, что он гордится этим. – Однако она пребывала в недоумении. – Но ты-то откуда знаешь? Тут вмешался Раш:
– Брось, Джон. Это не имеет никакого отношения к делу. Но Джон упорствовал:
– Да неужели? А может, это просто зависит от того, кого мы покрываем, в какую сторону дует ветер политики, кого мы хотим защитить?..
Раш старался говорить сдержанным тоном, но у него это плохо получалось.
– Джон, проснись и вдохни бодрящий аромат кофе. Наша задача информировать общественность, а не разжигать в ней ярость.
Перед мысленным взором Джона мгновенно возникли кадры видеозаписи разъяренной толпы.
– Да. Да, верно, Раш. – Он уже полностью овладел собой: говорил нарочито тихим голосом. – Где же был весь этот твой журналистский идеализм на прошлой неделе?
Раш закатил глаза и помотал головой.
– Джон, мы не пытались никого обидеть!
– Можешь сказать это моему отцу! – Джон двинулся прочь из студии.
– Джон!.. – окликнула его Лесли. Он уже хотел послать ее подальше, сопроводив слова выразительным жестом, но тут столкнулся с Карлом.
Мертвая тишина. Сцена, не предусмотренная сценарием. Никто не мог придумать, что сказать. Карл переводил непонимающий взгляд с одного на другого.
Потом все разом расслабились. Приятно заулыбались. Они держались немного скованно, но все равно улыбались и посмеивались.
Эли быстро нашлась и объявила:
