Поликарпыч встал и направился к кладовке.
— Посмотрю, если не выкинул…
Сизов сдержал улыбку.
Через пять минут отставной и действующий сыщики просматривали изрядно потрепанные записные книжки с малоразборчивыми записями, обменивались короткими фразами и переглядывались, понимая друг друга с полуслова.
— А знаешь что, — уставившись в пространство перед собой, сказал Поликарпыч, когда последняя страница его домашнего архива была перевернута. — По приметам похожа на Статуэтку. И место совпадает — «Спутник». И одежда. Только она Вера, а не Тамара.
Он пролистал блокноты в обратную сторону.
— Вот… — Темный ноготь с кровоподтеком у основания подчеркнул одну из записей. — Строева Вера Сергеевна, Пушкинский бульвар, 87, квартира 14.
Старик ждал продолжения.
— Не профессионалка, в скандалы не попадала, приводов не имела. Но почти каждый день в кабаке ошивалась. Я с ней беседовал пару раз для профилактики… Потом как-то вдруг пропала, может, замуж вышла… А недавно встретил случайно возле «Локона» — выскочила в белом халате воды попить. Конечно, не узнала…
Старик записал фамилию, прозвище, адрес. Поликарпыч удовлетворенно кивнул.
— Есть польза от отставной ищейки? Может, рано нас списали?
«Нас!» — Старика покоробило.
— Я тебе так скажу: мы хотя образования не имели, но раскрываемость давали! И настоящую, не липовую!
— Всякую…
— Но не так, как сейчас!
— Ты отстал. Сейчас все по-другому.
— Да знаю я! Но эти, новые, все равно работать не умеют! И не хотят!
Кто из них ко мне хоть раз пришел? Запросят ИЦ-картотеку: нет, и ладно — пошел домой отдыхать. Наше поколение и слова такого не знало — отдыхать!
Сейчас говорят: «Пили, били…» Но ведь блат знали, в любую хазу спокойно входили, а чтоб кто-то на опера руку поднял… Я не говорю — пику достать…
— А как Фоменко по башке трахнули? Забыл? Поликарпыч отмахнулся.
— Когда тебя выставят, ты тоже многое забудешь. А я выброшу эту макулатуру. — Он потряс одной из записных книжек. — Все равно она никому не пригодится.
Глава одиннадцатая
На следующий день модный дамский парикмахер Вера Строева по пути на работу дважды прошла мимо неприметного молодого человека, на которого не обратила ни малейшего внимания и не заподозрила, что он проводит скрытую фотосъемку. Еще через день свидетель Калмыков из нескольких предъявленных ему снимков уверенно выбрал фото Строевой, пояснив, что именно о ней он давал ранее показания и ее называл Тамарой. Вечером курьер отнес девушке повестку. За два часа до ее прихода Сизов зашел в областную прокуратуру.
Спустившись в цокольный этаж, он без стука вошел в маленький кабинет с зарешеченным окном. Сидящий за столом высокий худой мужчина мгновенно перевернул лежащий перед ним документ текстом вниз и встретил гостя взглядом, от которого неподготовленному человеку хотелось попятиться.
— Здорово, Вадим!
— А, это ты… Здорово!
Взгляд стал мягче, но ненамного. Последние пятнадцать лет Трембицкий работал по убийствам, и это наложило на него заметный отпечаток. Резкий, малоразговорчивый, он никому не доверял, постоянно носил при себе пистолет и был готов к любым неожиданностям. Несколько раз во время следствия по шумным делам людская молва уже хоронила его и всю его семью.
К Сизову он относился хорошо, но тем не менее перевернутый лист остался лежать в прежнем положении.
— Нашел «сицилийцев»? — натянуто пошутил следователь.
— Пока нет. А ты?
Трембицкий накрыл перевернутый лист руками, осторожно протащил по поверхности стола и, приоткрыв ящик, согнал документ туда. Проделав эту процедуру, он с явным облегчением выпрямился.
— Есть одна зацепка. От автоматов…
Трембицкий замолчал, и Сизов понял, что больше он ничего не скажет. О ходе расследования важняк информировал только одного человека — прокурора области. И то только в тех пределах, в каких считал возможным.
— А я пробую вариант со старым делом, — сказал Старик. — И мне нужно прикрытие на всякий случай.
В семьдесят восьмом кабинете областного УВД Сизов и Губарев готовились к встрече Строевой.
— Вот сигареты. — Губарев достал из кармана яркую пачку, тщательно протер платком и положил на стол.
— «Кент»! То, что надо. Только бери аккуратно, за ребра.
— Обижаете.
— Сразу, как сравнят, зайди и скажи. Только чтоб она не поняла.
Что-нибудь типа: «Вам звонили».
Губарев кивнул, посмотрел на часы и молча вышел из кабинета. Через несколько минут дверь приоткрылась.
— Мне нужно к Сизову…
На пороге стояла эффектная брюнетка в модном облегающем платье, подчеркивающем достоинства фигуры.
— Проходите, присаживайтесь, — пригласил майор, разглядывая посетительницу. Выглядит лет на двадцать пять, гладкое фарфоровое личико, умеренный макияж, ухоженные руки. Почти не волнуется.
Строева опустилась на краешек стула.
— Еще в милиции не была. В народный контроль вызывали, товарищеский суд разбирался — ни одной бесквитанционки, а она все пишет и пишет! Вот дура завистливая! Ей место не в нашем салоне, а в вокзальной парикмахерской! Лишь бы нервы мотать…
Сизов сочувственно кивнул.
— Мы уже и на собрании заслушивали, и в профкоме были, ну скажите, сколько можно?
На лице Строевой эмоции не отражались, только поднимались полукружия бровей и закладывались глубокие морщинки на лбу.
Она покосилась на сигареты.
— Можно закурить? А то свои забыла.
— Курите, курите, — кивнул майор, не отрываясь от бумаг.
Строева вскрыла пачку, ловко подцепила наманикюренными коготками сигарету, размяла тонкими пальчиками.
— Фирменные. Хорошо живете!
Она улыбнулась.
— Неплохо, — согласился Сизов, подняв голову. Он отметил, что улыбка у девушки странная: верхняя губа, поднимаясь, обнажила ровные зубы и розовую десну, а нижняя осталась ровной. Не улыбка, а оскал.
Строева поднесла сигарету к губам, ожидающе глядя на Сизова, но тот не проявил понимания, тогда она вытащила из небольшой кожаной сумочки зажигалку, закурила, откинулась на спинку стула и забросила ногу на ногу.
— По-моему, это не правильно. Пишет всякий кому не лень, а милиция тут же повестку… Сколько можно!
— Разберемся, Тамара Сергеевна, — успокаивающе сказал майор.
— Вера Сергеевна! — еще не понимая, машинально поправила Строева.
