– Нет, – сказал Джарред, – я действительно никогда не слышал об этом особом… как вы сказали?
– Обществе. «Обществе Вселенского сознания».
– Нет, увы, не знаю такого. Маршалл взял на себя Эжена Байлора.
– Нет, – отвечал Байлор несколько смущенно, – я даже никогда не слышал имени «Касеф». Я, право, не понимаю, чего вы добиваетесь.
– Я пытаюсь расследовать целый ряд фактов, говорящих о том, что университет договаривается о продаже своей собственности некоему Александру Касефу из «Омни корпорейшн».
Байлор рассмеялся:
– Наверное, речь шла о каком-нибудь другом университете. Мы ничего не собираемся продавать.
– А как насчет полученной нами информации о том, что университет находится в тяжелом финансовом положении?
Байлору этот вопрос тоже пришелся не по вкусу.
– Послушайте, предыдущий издатель «Кларион» тоже пытался вмешиваться не в свое дело, и это была самая большая глупость с его стороны. Лучше позаботьтесь-ка о своей газете и предоставьте нам заниматься делами университета.
Те же, кто раньше состоял в правлении, говорили совсем иное.
У Мориса Джеймса, сейчас он был экономическим консультантом в Чикаго, о последнем годе пребывания в университете остались только дурные воспоминания.
– Я на себе испытал, что значит быть прокаженным, – рассказал он Бернис. – Я считал, что могу внести положительный вклад в работу правления, быть, так сказать, стабилизирующим фактором. Но они не терпели никаких расхождений во мнениях. Я считал, что это явно непрофессионально.
– А как заботится о благосостоянии университета Эжен Байлор?
– Я ушел еще до того, как возникли настоящие, серьезные проблемы, те, о которых вы мне рассказали, но я их предвидел. Я пытался помешать целому ряду необдуманных решений правления. Например, тому, чтобы предоставить Байлору особую власть, особые полномочия. Я считал, что это значило бы дать одному человеку больше привилегий, чем всем остальным членам правления. Конечно, мое замечание проигнорировали.
Бернис задала ему очень щекотливый вопрос:
– Мистер Джеймс, что вынудило вас выйти из правления и покинуть Аштон?
– Вы знаете… на это мне трудно ответить, – начал он неохотно. Весь ответ занял у него пятнадцать минут. Самым главным в нем было следующее:
– На мою фирму оптовой торговли начались такие нападки… невидимых гангстеров, как я бы их назвал… мое дело подверглось большому риску. Отчеты невозможно было заполнить, покупатели исчезали, и я просто-напросто перестал сводить концы с концами. Фирма пошла ко дну, и я понял, что лучшее – убраться подальше. После этого все шло хорошо. Способный человек всегда выплывет, понимаете.
Маршаллу удалось разыскать Риту Якобсен, жившую теперь в Нью-Орлеане.
Она и слышать не желала об Аштоне.
– Пусть этот город достанется дьяволу!
– сказала она горечью.
– Если ему так охота, пусть забирает его. Маршалл спросил ее о Джулин Лангстрат.
– Это ведьма. Я имею в виду, настоящая ведьма, в прямом смысле.
Он спросил ее об Александре Касефе.
– Колдун и гангстер, одновременно. Держитесь от него подальше. Он вас похоронит раньше, чем вы успеете об этом догадаться. – Маршалл пытался задать ей еще несколько вопросов, но она сказала:
– Будьте так добры, никогда больше не звоните по этому номеру! – и бросила трубку.
Маршаллу удалось разыскать по телефону некоторых бывших служащих мэрии. Он узнал, что часть из них просто ушла на пенсию, а остальных постигли всевозможные беды и несчастья: Аллан Вэйтс заболел раком, Ширли Давидсон развелась с мужем и уехала из города с новым возлюбленным, Карла Фрума «убрали», какой выразился, за неуплату налогов, фирму Юла Беннингтона выжила из города банда гангстеров, о которой он, само собой разумеется, не хотел распространяться. Маршалл выяснил, что каждый уволившийся член правления городской коммуны был заменен человеком, так или иначе связанным либо с Обществом, либо с «Омни», а то и с ними обоими. Во всех случаях уволившиеся думали, что они были единственными, попавшими в беду. Теперь все они, гонимые страхом, очутились вдали от Аштона. Они изо всех сил стремились отстоять свои интересы, но естественное желание не хлебнуть еще худшего оставило их без связей, без работы. Они сделались безмолвными и безропотными. Некоторые из них охотно отвечали на вопросы Маршалла. Другие – со страхом, чувствуя, что им грозит постоянная опасность. Но во всех случаях Маршалл находил то, что искал.
Что касается прежних владельцев предприятий и фирм, ныне принадлежавших таинственной корпорации, то никто из них и думать не думал продавать свою собственность и навсегда покидать мирный Аштон. Причиной их бегства всегда было нечто сходное: ложные обвинения в махинациях с налогами, угрозы, бойкоты, личные проблемы, разводы, иногда болезни или нервные расстройства, сопровождаемые жуткими рассказами несчастных о странных, может быть, сверхъестественных происшествиях.
Рассказ бывшего судьи Антони С. Джефферсона был типичным по своей трагичности:
– В суде и в юридических кругах стали распространяться слухи о том, что я беру взятки, чтобы влиять на решения суда. Несколько лжесвидетелей предъявили мне обвинение. Но я никогда не брал взяток, я могу поклясться в этом всем, что есть во мне святого!
– Можете ли вы тогда сказать мне правду, почему вы уехали из Аштона?
– По разным причинам: и по личным, и по деловым. О некоторых я не хочу говорить, они по-прежнему существуют. Могу только сказать, что нам с женой нужно было срочно сменить обстановку. Мы оба чувствовали давление, причем она еще большее, чем я. Мое здоровье начало меня подводить. В конце концов мы решили, что самое лучшее – уехать из Аштона куда подальше.
– Могу ли я спросить, были ли какие-нибудь неблагоприятные внешние обстоятельства… повлиявшие на ваше решение оставить кресло судьи?
Он на минуту задумался и с горечью произнес:
– Я не могу вам раскрыть, что это было за давление, у меня на это есть свои причины. Но я отвечу – да, весьма и весьма неблагоприятные.
Маршалл задал последний вопрос:
– И вы не можете мне сказать, с чьей стороны?
Джефферсон иронически засмеялся:
– Продолжайте в том же духе и скоро узнаете сами с чьей стороны!
Слова Джефферсона мучили и Маршалла, и Бернис. За время этой работы им уже пришлось выслушать множество подобных предупреждений. Оба со все большей ясностью сознавали, что «нечто» вокруг них сгущалось и становилось все более угрожающим. Бернис пыталась избавиться от дурных мыслей, Маршалл заметил, что он все чаще произносит короткие, стремительные молитвы, но «оно» не отступало. Он уподоблял себя песочному замку на берегу который огромная волна вот-вот смоет, не оставив и следа.
