— Можете дать их сейчас… Насколько я понимаю, всё это ваши друзья?
— Ну, не только, — Малкин замялся. — Я ведь тоже иногда задумываюсь о… о своём будущем, — он опасливо покосился на тушу неудачливого взяточника. — В общем, перед тем, как согласиться на ваше предложение, я поговорил с некоторыми людьми. Мне же нужны были спонсоры.
— Которые сообразили, галактические технологии омоложения в любом случае придут на Землю не скоро, и поначалу будут стоить очень дорого. Так что уж лучше воспользоваться услугами нашей тюремной медицины. Особенно если вы не можете долго ждать… И почём же вы продавали места в нашей тюрьме? — на сей раз ирония в голосе собеседника была отнюдь не гомеопатической.
— Ну, в общем, мне пообещали… некую сумму, — осторожно сказал Леонид Иосифович. — Слава Богу, на Земле ещё не перевелись миллиардеры… Плюс к тому одна женщина. Кинозвезда, кумир моей молодости. Сейчас старушка, порок сердца, то-сё. Но если вы вернёте ей её двадцать пять… За это она согласна на всё. Даже на моё неназойливое общество.
— Короче говоря, вы намерены провести свой срок в приятной компании. Что ж, в таком случае не будем откладывать. Корабль уже подходит к базе. Кстати, подумайте ещё вот о чём. Нам придётся оживить Инспектора, и вернуть ему полномочия. С вашего сектора мы его, конечно, уберём: нам не нужны лишние проблемы. Уберём куда-нибудь, где вообще нет никаких планет. Соответственно, его место остаётся вакантным. Мы обычно стараемся не назначать на инспекторские должности местных уроженцев, но здесь особый случай… В принципе, никто не мешает вам подготовиться к подаче заявки на конкурс. Если вы хорошо подготовитесь…
— Я подумаю, — осторожно сказал Леонид Иосифович, — предложение, конечно, лестное… Просто мне сложно представить себе, как я буду разгуливать в таком виде. Мне дорог мой желудок, да и прочие части тела… Хотя за тысячу лет простые человеческие радости могут и надоесть…
— Думайте, у вас на это будет время, — чёрное яйцо исчезло, не попрощавшись.
Малкин тяжело вздохнул, пнул ногой орудие убийства, и сел поудобнее, ожидая ареста.
Семейное дело
Одолевший дракона сам становится драконом.
Старинная легенда
Германия, Франкфурт-на-Майне, 1885
Собственный дом господина Мартина Брюмеля, виноторговца
Затрещина. Затрещина. Ещё затрещина.
Мальчик шмыгнул носом, проглатывая сопли вместе с юшкой: тяжёлая отцовская рука первым же ударом отворила сосуды в носу.
Господин Мартин Брюмель внимательно посмотрел на сына. Пожалуй, можно добавить ещё парочку горячих.
Раз. Раз. Раз.
Мальчик упал. Мелькнули тонкие ножки в чулках.
Господин Брюмель пнул ногой тщедушное тельце.
— Встань, уродец, когда с тобой разговаривает твой отец!
Сын, пошатываясь, поднялся с пола. Мартин Брюмель с отвращением посмотрел на свою плоть и кровь. Хилое, ни к чему не пригодное тело. И такой же никчёмный умишко. Господин Брюмель уже заранее ненавидел эту тощую, прыщавую человеческую оболочку.
Хорошо хоть, на Поединке с ним не будет лишних хлопот. Если, конечно, гадёныш доживёт до Поединка. И если он окажется к нему способен. Парню четырнадцать лет, а у него до сих пор не растёт борода. Да что там — даже пух на щеках не пробился. А если он так и не созреет? Бывают же евнухи от природы… Что тогда? Снова жениться, заводить ребёнка? Поздно, да и хлопотно. Придётся всё-таки иметь дело с тем, чем одарила его мать-Природа и фрау Маргарет Брюмель, царствие ей небесное…
В результате всех этих размышлений маленький Герман получил ещё одну затрещину.
— Скажи Марте, чтобы сварила мне кофе, и принеси его мне, ты, свиная задница, — наконец, милостиво разрешил господин Брюмель. — И пошевеливайся!
Мальчик всхлипнул и побежал на кухню.
Виноторговец склонился над бумагами.
Королевство Румыния, Валахия, 1896
Сельская местность.
Герман Брюмель стоял в придорожной канаве, сжимая короткий нож. Вокруг валялись обломки экипажа. В лунном свете поблёскивал обитый медью обод колеса. Лошадиная туша валялась посреди дороге, из разорванного горла в пыль натекла тёмная лужа.
Шансов было мало: волк был всего один, но старый, матёрый, а в голове у Германа всё ещё гуляла выпитая ракия. Надо было, конечно, остаться у Дербяну, а не нестись на ночь глядя к этой глупой певичке…
Ах, как нелепо всё получилось. Как некстати.
Волк подобрался ближе. Жёлтые глаза зверя светились в темноте.
Герман переложил нож в левую руку. Так удобнее.
Волк раскрыл пасть и издал какой-то странный звук. Потом звук повторился, и Герман почувствовал, что его напомаженные кудри встают дыбом.
— В-в-вы…
Волки так не воют. А вот волкодлаки — может быть.
Герман крепче сжал нож, впервые в жизни пожалев об отсутствующем нашейном кресте. Здесь все ходят с большими серебряными крестами. Говорят, что это помогает от оборотней. Чего боятся оборотни? Креста… молитвы… жаль, что он не знает ни одной молитвы. Серебра, чеснока… Или это относится к вампирам? Чёрт, не разберёшься в этих деревенских суевериях. Проклятая ракия.
Или это не ракия, а бред? Когда он бежал из дому, ему приходилось прятаться на чердаке рыбного склада. Приходилось воровать подгнивающую рыбу и жарить её на костре из щепок. Иногда он заболевал. Тогда всё вот так же вертелось перед глазами, а потом он слышал шаги, это были шаги отца, который пришёл за ним, чтобы отвести его в ад для плохих детей, и от этого делалось так страшно, что он кричал, кричал, кричал, пока оставалось хоть немного сил…
Нет, это всё происходит на самом деле. Он действительно стоит здесь, у него в руке нож, перед ним — волк. Который пытается заговорить с ним. На плохом немецком.
— В-в-вы… зыыы… ввваю-ю…
Это было настолько абсурдно, что Герману вдруг стало весело.
— Так ты волкодлак? Ты меня вызываешь? На дуэль, да? Хорошо, я готов. Иди сюда, серый.
Небеса качнулись. Хмель вылетел из головы. Герман внезапно увидел окружающий мир неподвижным, маленьким, и очень чётким.
Ночь. Пустая дорога. Луна. Нож. Волк.
Герман взмахнул ножом.
Волк прыгнул.
Королевство Румыния, Валахия, 1899
Владение господина Георгиу Караджале. Усадьба, второй этаж, библиотека.
Коротко и пронзительно свистнула сталь.
Отрубленное серое ухо шлёпнулось на стол, испачкав кровью старинный пергамент.
Старик рассмеялся. Кисти шёлкового халата заколыхались.
— Ты плохой боец, — почти спокойно сказал он волку. — В других обстоятельствах ты уже был бы трупом.
