Тот, кто сделал эту запись, отличался немалой изобретательностью. Еще один верный Серый. Преданный. Сосредоточенный. Настоящий профи. Достаточно умный, чтобы проникнуть в замыслы жалкого зеленого ренегата.
Но при этом и достаточно предсказуемый, чтобы попасть в западню, устроенную по-настоящему хитроумным злодеем.
Секундочку.
…Я еще успеваю услышать, как Нелл переводит звонок мне-реальному…
Он хочет, чтобы я пришел к нему…
— Видите? — вставил хорек-голем, не покидавший моего плеча. — Я пытался предупредить тебя, Альберт!
— Повторяю, я не Альберт, — пробормотал я.
Мы оба были охвачены нервным раздражением, слушая ускоренное повествование о роковом рандеву.
…ассистентка маэстры…
…я следую за ней…
…разговор затронет весьма чувствительные темы…
Мы внимательно слушаем, как «клиенты» — в том числе якобы сама маэстра — объясняют, для чего им нужен частный сыщик, умеющий заметать следы специалист. Надо всего лишь пробраться во «Всемирные печи» и попытаться выведать, не используются ли там секретные технологии. Разумеется, не переступая при этом черту закона. Как раз то, что могло и должно было воззвать к его тщеславию и разбудить любопытство! Меня особенно поразило то, с каким искусством каждый из новых нанимателей Альберта делал все, чтобы вызвать его раздражение и недовольство. Мой архетип никогда не позволяет себе поддаться личным чувствам, а потому, компенсируя неприязнь к клиенту, способен не отреагировать на сигналы подсознания. Вот и в этом случае он поступил назло себе. Чистое упрямство, называемое «профессионализмом».
Они разыграли его как простака.
Затем последовало приключение в «Салоне Радуги» со случайной встречей с големом-гладиатором. Встречей, после которой Серому понадобилась срочная помощь, очень своевременно предоставленная «пчелками» из улья королевы Ирэн.
Мне хотелось вскочить и крикнуть: «Проснись! Тебя же используют!»
Да, легко распознать дьявольскую уловку, глядя на все со стороны и зная, чем все кончится. А вот понял бы я что к чему, будучи на месте Серого?
Но ошибки совершают обе стороны. Противник — кем бы он ни был — не заметил у Серого спрятанного рекордера. Даже тогда, когда они, пользуясь его бессознательным состоянием, заложили прионовую бомбу. Несомненно, они искали нечто изощренное, суперсовременное. Но не подумали, что в горле Серого может находиться старомодная записывающая система, не имеющая источника питания, которой Альберт снабжал всех своих Серых.
Вот почему посыльный так бережно обращался с крошечным цилиндром! Пусть и дезинфицированный, но он все же был найден в том отравленном прионовом мусоре, который собрали на месте диверсии в «ВП», там, где останки погрузчика соединились с останками обреченного частного детектива. На приборе все еще могли оставаться молекулы, смертельные для таких существ, как мы, которым недостает настоящей иммунной системы.
Однако же это был единственный ключ, обнаруженный в луже грязи. Важнейшая улика. Возможно, единственная. С помощью которой можно оправдать моего покойного создателя.
Тогда почему Каолин дает прослушать ее нам — Пэллоиду и мне, — а не полиции?
Мы подошли к тому месту, где Серый описывал свой, самый большой успех дня. Он ловко ускользнул от всевидящего Ока, обманув легион общественных и частных камер, держащих под наблюдением весь город. Ему это нравилось. Потом, спрятав следы, проник на территорию «Всемирных печей».
Из слота выскакивают два предмета: маленький значок гостя и листок бумаги. Это карта…
…спускаюсь по эскалатору вниз, в глубины громадного комплекса-муравейника… нужно найти доказательства того, что вик Эней Каолин незаконно скрывает важные научные открытия.
Хорошо, предположим, что «ВП»… Постоянную Волну на расстояние… может быть, они уже используют ее…
Мы с Пэлом переглянулись.
— Ого, — пробормотал маленький голем. Могло ли это быть прорывом? Дистанционное копирование нанесло бы удар по всему укладу жизни, к которому мы наконец-то стали привыкать после нелегких и бурных лет.
Мы оба повернулись и посмотрели на дитКаолина. Тот ничем не выдал своей реакции. Но какой она была несколько минут назад, при первом прослушивании?
— Наконец, — прошептал я, когда Серый начал задавать правильные вопросы.
Надо отдать должное, он и раньше выражал сомнения. Но от этого слушать рассказ было еще горше.
Может быть, Серый был немного дефективным. Вроде меня — низкокачественная копия с усталого, находящегося не в лучшей форме оригинала. В общем, не тот Альберт, которым он может быть. С другой стороны, им манипулировали эксперты. Возможно, у нас не было ни единого шанса.
Перед глазами вьется какое-то насекомое. Мне некогда отвлекаться — сбиваю его ловким движением руки.
Мини-Пэл впился когтями в псевдокожу.
— Черт возьми, Альберт. Я столько потратил денег на этих ос.
Он бросил на меня сердитый взгляд, как будто это я виноват в упрямстве Серого. Надо было бы сбросить его с плеча, но рассказ уже подходил к кульминационному пункту.
И сразу все становится на свои места… для максимизации разрушений они могли либо поставить таймер, либо запрограммировать взрыв на момент второго сканирования…
— Стоп! — кричу я…
С этого момента слова слились в подобие стона, хриплого и прерывистого: разбирать их стало трудно, как будто мы слушали бегуна или того, кто пытается сконцентрироваться на решении срочной проблемы.
Бедняга Серый пытался спасти не только свою жалкую жизнь.
Я замечаю своего Зеленого… на спине у него похожее на хорька существо… Похоже… он нашел более интересное занятие, чем уборка туалета. Молодец, зеленка!
Мне стало немного стыдно за свое высокомерное отношение к Серому. А смог бы я так же постараться, чтобы спасти его? Не остался бы жив реальный Альберт, если бы мы успели?
Сожалеть о чем-либо бессмысленно, ведь мои внутренние часы ведут обратный отсчет, приближаясь к нулю. Почему Каолин прокручивает запись нам? Посмеяться над нашим провалом?
Бедняга погрузчик извивается… винить его я не смогу, но все же упрямо лезу дальше……меня выедает……Глубоко ли я залез? Выдержит ли глиняное тело?
Все заканчивается пронзительным вскриком.
Пэллоид и я одновременно повернулись к бесстрастному, так похожему на реального Энею Каолину, который еще долго молча смотрел на нас. Одна его рука едва заметно дрожала. Наконец он заговорил низким усталым голосом, что было удивительно — ведь как голем он еще не дожил и до среднего возраста.